Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая

Летчики оказались разговорчивыми. Часть базировалась на военном аэродроме в Яшлыке, в тридцати пяти километрах от Ашхабада на восток. До границы от поселка было рукой подать.

Стивен ловко управлялся с ложкой. Фасоль только отдаленно пахла мясом, но лепешки были горячими, и Лиза не пожалела перца:

– В Италии войска сейчас хорошо едят…, – Стивен скрыл вздох, – бедная Констанца, не надо было тогда ее к Муссолини отпускать…, – за обедом, он, быстро, рассказал Лизе о болтовне авиаторов.

В полку летали на истребителях Як-1, которые Стивен отлично знал, однако одноместные машины им не пригодились бы. Кроме Яков, на аэродроме стояли транспортные самолеты Як-6, рассчитанные на экипаж из двух человек. Лиза открыла рот, Стивен поднял протез:

– За штурвал сяду я. Машина известная, модификация дугласа…, – он перехватил взгляд, брошенный Лизой на черную кожу:

– Женщинам за штурвалом не место, – твердо заявил Ворон, – и у тебя нет боевого опыта.

Он отставил миску:

– Спорить больше не о чем. Я решил, так оно и будет…, – Лиза сказала себе:

– Он ас, опытный летчик, а ты девчонка. Но я водила транспортные машины, и в училище, и в Энгельсе…, – она только, робко, поинтересовалась: «Когда?».

– Завтра, – подмигнул ей Стивен, – они у заведующего не только мясо и фрукты брали, но и ящики с водкой в виллис таскали. У них застолье ожидается. На аэродром мы с тобой легко проберемся…, – Лиза, мысленно, подсчитала деньги. На попутку до Яшлыка хватало. Поселок стоял на красноводской ветке, но по ней пригородные поезда не ходили.

Она обсасывала деревянную палочку от мороженого:

– Стивен прав. Самолет простой в управлении, перелетим границу, и поминай, как звали…, – на небе высыпали яркие, южные звезды. От Лизы сладко пахло мороженым, она все не выпускала проклятую палочку. Стивен, резко, поднялся:

– Я спать иду. Завтра надо рано встать, собраться…, – нырнув в низкий, темный дверной проем, тяжело дыша, он прислонился к стене. Подождав, пока стихнет боль, сдержав ругательство, Ворон пошел в каморку.

Главная и единственная улица поселка упиралась в мощные, железные ворота, выкрашенные в зеленый цвет, с пятиконечными звездами. В двух будках охраны круглосуточно дежурили пограничники. Со склонов холмов, из соснового леса, даже без бинокля виднелась территория Ирана.

Проезд и проход в ущелье посторонним давно запретили. Горная, холодная река Фирюзинка текла в гранитных набережных. Среди зарослей самшита и тиса, выложенных мрамором дорожек и резных беседок, поднимались дачные особняки центрального комитета партии.

Обед накрыли на свежем воздухе, под звездами, рядом с бухарскими изразцами бассейна. В тихой воде, отражались звезды. Ветер едва колыхал шелк шатра. Беседку тоже окутывали тонкие занавеси. Внутри мерцала старомодная, керосиновая лампа. Вокруг огня вились мотыльки. Трепетали белые крылья ночных бабочек. Из медного кувшинчика пахло жаркими пряностями, хорошим, бразильским кофе. В фаянсовой, глазированной пиале возвышалась горка орехов и сушеных абрикосов. Сильные пальцы взяли миндаль:

– Яша рассказывал, что на сотню безобидных косточек попадается одна, ядовитая…, – Эйтингон разгрыз орех, – с синильной кислотой. Цианистый калий пахнет горьким миндалем…, – он подозревал, что руководство гитлеровской Германии сейчас навещает дантистов:

– Очень простая вещь, – Наум Исаакович закинул руки за голову, – капсула с ядом. Наши генералы, два года назад, предпочитали стреляться…, – несмотря на взятие Киева, пока не следовало забегать вперед. На третьем году войны все понимали, что нельзя недооценивать немцев:

– Тем более, если у них появятся боевые баллистические ракеты, или бомба…, – на столике резного самшита, рядом с шахматной доской, черного дерева и балтийского янтаря, лежала скромная, серая папка, и фотографии:

– Вернется Михаил, мы партию закончим…, – Эйтингон коснулся белой королевы. Они успели разыграть сицилианскую защиту, но Журавлева вызвали к аппарату ВЧ. Коллега поздравлял с праздником семью. Снизу, от особняка, доносился звук дутара, высокий, красивый голос певицы. В Ашхабад эвакуировали театры, товарищи из центрального комитета пригласили на обед артисток. Эйтингон усмехнулся:

– Михаил за обедом посматривал в их сторону, а еще семейный человек. Скорее всего, мне его долго ждать придется…, – у самого Эйтингона времени думать о таком не оставалось. Они с комиссаром госбезопасности Журавлевым приехали в Ашхабад по делу. Товарищ Сталин отправлялся на будущую конференцию из Баку, на самолете: