Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Книга вторая. Часть седьмая

– Генрих еще малыш. Мама с ним тоже в Баварию уезжает. Папа говорит, что сейчас в Берлине опасно…, – он обнял брата за плечи: «Не бойся, я за тебя вступлюсь, если что».

– И вступался…, – длинные пальцы, с золотым перстнем, размяли сигарету, – хотя я никогда драться не любил. Предпочитал действовать силой слова, так сказать…, – графиня Фредерика держала младшего сына на руках. Поезд разгонялся, мальчишки высунулись из окна. Генрих махал братьям: «До свидания, до свидания…»

– Он тогда смешно говорил, – вспомнил Макс, – все слова в кашу лепил…, – солнце сверкало в каштановых волосах ребенка, высвечивая рыжие пряди. Максимилиан едва слышно вздохнул:

– Той осенью революция началась. Папа и маму с Генрихом к нам отправил…, – братья фон Рабе учились в Institut auf dem Rosenberg, в Санкт-Галлене, лучшей школе немецкой Швейцарии. Граф Теодор снял для жены виллу в городе. Генрих, сначала, жил с матерью, а потом присоединился к старшим мальчикам, в школе. Германия успокоилась. В двадцать втором году графиня Фредерика уехала в Берлин.

– И умерла, через два года…, – он курил, рассматривая витражи на окнах, с персидскими рисунками, отполированный, блестящий пол.

– Родилась Эмма, а мама умерла. Ей немного за сорок было, папина ровесница. Они девочку хотели, после нас троих…, – Максимилиан успел навестить отличную ювелирную лавку, на базаре. Штандартенфюрер вез сестре ожерелье, лазоревой бирюзы, с жемчугом, а невестке, золотой браслет, тоже с бирюзой, только зеленой. Отцу и братьям он приготовил запонки с агатом.

Вчера, когда герр Швальбе занимался упаковкой багажа, Максимилиан заглянул к антикварам. Он придирчиво выбирал керамику и старинное серебро, успешно поторговался за два отличных ковра, и сбил цену на альбом из десятка миниатюр Ризы-йи-Аббаси.

Штандартенфюрер собирался пригласить на открытие нового зала в галерее рейхсфюрера СС и маршала Геринга:

– Можно устроить прием, перед свадьбой, – решил Макс, – совместить два счастливых события…, – вернувшись с операции, он сухо сказал Мухе:

– Ваши бывшие коллеги, мой дорогой будущий родственник, нас опередили. Вы русский, владеете языком, знаете страну. Вам и карты в руки…, – услышав, что ему придется вернуться в СССР, Муха побледнел:

– Ваша светлость, меня в Москве ждет расстрел. Моего брата…, – Максимилиан прервал его:

– С вашим братом все более чем в порядке…, – второй Воронов, конечно, мог покоиться на дне Эресунна, но Макс не собирался рассказывать Мухе о своем выстреле.

– Он кричал, что его брат, коммунистическая сволочь, но еще два года назад Муха клялся в верности Сталину и большевикам. Не стоит рисковать. Если он узнает, что я стрелял в Степана, он может сорваться…, – Максимилиан больше всего ненавидел в славянах, непредсказуемость, а в евреях, проклятое упрямство:

– Взять хотя бы бандитов Варшавского гетто. Любой немец, в подобной ситуации, приказал бы своим солдатам организованно сложить оружие. Понятно было, что их ждет поражение. Они предпочли умереть, но не сдаться. Как мерзавцы, в форте де Жу…, – Максимилиан очень надеялся, в скором времени, увидеть мальчишку в рейхе:

– Я его живым не отпущу. Я и до Холланда доберусь, обещаю, и до герра Кроу, и до Горовица…, – штандартенфюрер занес в черный блокнот пометку. По возвращении в Германию, требовалось разослать новые приметы так называемого полковника Кроу по концентрационным лагерям. Макс подумал, что брат Мухи может себя выдавать за норвежца:

– Он долго в стране болтался. Наверняка, выучил язык…, – Муха заблеял о том, что его брат получил тяжелое ранение и стал инвалидом.

– Петр Арсеньевич, – довольно терпеливо, сказал Макс, – вы профессионал. Вы, лично, видели вашего брата, после так называемого подвига? Говорили с ним? Сидели у постели доблестного Героя Советского Союза? – Муха помотал головой.

– В газете, – кисло подытожил штандартенфюрер, – можно написать все, что угодно. Можно даже переписать газету. Вы жили в сталинской России, зачем я вам все это рассказываю? Что касается писем от вашей невестки, – Макс усмехнулся, – товарищ Князева, я больше чем уверен, тоже часть игры НКВД. Вас обвели вокруг пальца…, – он принял от Мухи кофе, – весьма элегантно, я должен признать…, – Петр, бессильно, подумал:

– Суки. Они Степана взяли под крыло после первого дебоша. Пригрозили ему лагерем, расстрелом. Отличное прикрытие, слабовольный дурак и алкоголик. Даже я не заподозрил, что у Степана есть двойное дно…, – Воронцову-Вельяминову отчаянно не хотелось возвращаться за линию фронта, к большевикам.