Стрелы эти были направлены прямо в нее: в сердце, в душу. Кардинал достиг своей цели и мог ныне торжествовать, наблюдая, как вспыхнули щеки девушки румянцем, как она плотнее закуталась в шубу, словно защищаясь от его слов.
– Вспомни, дорогая, как ты принимала благословение у Его Святейшества Папы Римского, а теперь скажи: готова ли ты назвать себя православной?
– Я не хочу об этом говорить, – воскликнула принцесса, готовая в любой миг рухнуть в бездну, лишь бы не видеть этого пронзительного, холодного взгляда, – о том не следует никому говорить. Пусть сия тайна умрет в Италии и никогда не дойдет до здешних мест.
Отец Антонио пожал плечами, словно бы говоря: посмотрим, как знать.
Через день кортеж встретили псковские посадники да владыки в золоченных одеяниях с хоругвями да крестами в руках. Громким колокольным звоном огласился Псков. Народ: мужчины, женщины, старики, дети высыпали на улицы, притаптывали снег валенками да сапогами, радовались приезду княжеской суженной. Митрополит псковский со всей братией поприветствовал Софью, благословил молитвами да святой водой девицу, у которой аж дух захватило, когда увидела перед собой храм православный. Что-то внутри надорвалось у нее, с тревогой в сердце и раскаянием вступила она в обитель единоверцев своих, слезы застилали ее красивые, выразительные глаза, которой тонкой струйкой стекали по подбородку. Окинула принцесса высокий свод Троицкого собора, чьи стены были расписаны ликами святых, а сам алтарь весь переливался золотом и каменьями – настоящее наследие Византии, не чета мрачным католическим костелам.
– Смотрите, царевна плачет, – шептались в толпе прихожане, кому удалось прорваться во внутрь собора любопытства ради.
– Сия царевна тоже наша, православная, оттого и избрал ее князь московский, – вторил другой голос.
– А того латынщика, что приехал с принцессой, так и не пустили в нашу обитель, – шутливо промолвил кто-то.
И в самом деле, как только отец Антонио выбрался, хоть и с трудом, из возка, он поднял над собой серебряное литое распятие на длинном древке, да и сам он одет был во все красное, словно кровью выпачканный. Православный люд, как только увидел его, ринулся в стороны, крестился, призывая в помощь Богородицу да святых заступников.
– Куда же несет беса окаянного?! – кричали в толпе в то время, как кардинал ступил на паперть, но его путь преградили молодые священники, знаками указали на ворота, не желая, дабы его присутствие осквернило бы собор.
Раздосадованный отказом, злящийся на иноверцев, отец Антонио вынужденно отступил, ловя на себя презрительные взгляды окружающих. «Проклятые варвары-схизматики, – неистоволо у него в душе от понесенного оскорбления, которое умалило сию изуитскую гордость. Недаром Папа перед поездкой наказал ему во что бы то ни стало посеять зерна истинной католической веры в стране дикой и неизвестной, дав на то не только свое благословение, но и немалую сумму золота.
– Друг мой, – произнес тогда Павел II, положив длань на выбритую тонзуру отца Антонио, – где бы ты не был, неси языком свет нашей веры, а ежели недостаточно красноречивых слов, то есть на то золото: оно откроет двери там, где до этого они были закрыты.
До сегодняшнего дня кардинал был уверен в собственных силах и покровительство Папы, пока не столкнулся с непреодолимой стеной непоколебимости веры русского народа, которому и золота ненадобно – так блюдет он заветы предков.
Весь Псков глядел на плачущую принцессу, которую благословляли владыки, и проникались тогда люди русские всей душой к единственно оставшейся в живых дочери византийских венценосцев. А после всяких церемоний ее ждали старосты, воеводы да знатные купцы псковские. Ринулись в ноги Софьи, целовали руки ее белые, усадили в сани, мехом расшитые, и повезли в отведенные для нее хоромы. Служки уже и баню растопили, и столы накрыли. Встретили княжескую невесту у крыльца знатные женщины и девицы города: все как на подбор – статные, красивые, с косами длинными, в расшитых опашнях стояли. Старшая из них приподнесла принцессе на блюде хлеб да соль, остальные поклон отвесили взмахом руки. Софья глядела на них и легкая улыбка украсило ее лицо – все страхи и волнения остались позади.
Иное дело было у итальянских гостей, кои сопровождали Софью от самого Рима. И если кардинал Антонио после неудачной попытки войти в православный храм держался в тени, то прислужник его – бойкий малый с черными большими глазами и смоляными кудрями – весь во власти своей пленительной красоты благоухающего юга – вот он повел себя чересчур заносчиво по отношению к тем, кто дал ему кров.
Читать дальше