– Где их искать? Их могли отдать в рейх, на усыновление, в католические семьи. Могли насильно крестить, поменять имена… – лай собак приближался, Эстер насторожилась:
– Неужели русские сюда явились? У них может быть мое описание… – рука потянулась за пистолетом, в кармане полушубка:
– Вряд ли… – Эстер оглянулась на дверь, – а если что, старуха скажет, что мы родственницы. Циона на сносях, никто ничего не заподозрит. Хотя русские с немцами и женщин на сносях… – она поморщилась. Эстер вспомнила погибшую в варшавском гетто Рахельку:
– Девочку ее и не найти теперь, в католическом приюте. Но это дитя мы сохраним, обещаю. Она ничего об отце своем не узнает. И мальчиков мы найдем… – Циона, отложив распашонку, тоже смотрела на дверь:
– Хоть бы все быстрее закончилось, – попросила девушка, – я отдам его… малыша, тете Эстер, и все будет по-прежнему. Может быть, – подумала Циона, – может быть, Блау от меня уйдет, бросит меня… – девушка шмыгнула носом:
– Никогда такого не случится. Он меня любит, а я его нет… – она сплела длинные пальцы на чашке с травяным чаем:
– Я не могу с ним жить, рожать его детей… – ночами Блау говорил ей о их будущем доме, в Тель-Авиве:
– Я все для тебя сделаю… – Циона слышала его ласковый шепот, – буду сутками работать, только бы ты ни в чем не знала нужды. Ты играй на пианино, милая, преподавай, занимайся с нашими детьми. Я тебя люблю, так люблю… – Циона чувствовала его крепкие, надежные руки. Блау не хотел возвращаться к воровству:
– Хоть Авраам мне и говорил, что без воров еврейского государства не построить… – он подмигнул Ционе, – я так сказать, на другую сторону перейду. Ребятам нужен человек, в полиции, а у меня большой опыт… – Копыто усмехнулся, – буду сидеть кротом, передавать сведения подпольщикам… – Циона тогда обрадовалась:
– Может быть, его британцы казнят. Хотя нет, Блау из тех, кого не убьешь. Как Волк… – она, иногда, думала о Будапеште и Рауле:
– Я бы могла принять его предложение, спокойно жить в Швеции. Но я его не любила. Я любила… – Циона замирала:
– Забудь его имя, навсегда. Он мертв, его больше нет… – каждую ночь, с Блау, она все равно вспоминала о Максимилиане, представляя его рядом:
– Он так хотел девочку, Фредерику. Я бы дитя Фридой назвала, но кто меня спрашивает. Максимилиан бы сейчас был рядом, носил бы меня на руках, баловал бы… – Конрад всегда брал в деревню сахар, сам делал Ционе чай, и подавал ей завтрак в постель:
– Все равно, видно, что он мной сейчас брезгует… – девушка опустила глаза к животу, под платьем, – даже прекратил то, что обычно… Говорит, что пока и так может справиться, а меня надо поберечь… – она скрыла вздох:
– Оставь, надо спасибо сказать, что тебя на весь мир не ославили, как подстилку нациста. Поляки таких девушек шматами называют, плюют им вслед. Они просто от солдат родили, а я от эсэсовца, палача, убийцы евреев… – крупные слезы закапали на холст распашонки:
– Цила осенью должна была родить. Они с Итамаром девочку хотели. Цила счастлива, она с любимым человеком, а мне надо будет до конца жизни Блау терпеть… – Циона предполагала, что после создания государства, Блау останется в полиции:
– Еще министром станет, – мрачно подумала она, – уголовник, не доучившийся в школе. Он от меня никогда не уйдет, можно не надеяться… – в животе заныло, она подышала. Дверь стукнула, тетя Эстер всунула светловолосую голову в комнату:
– Пришли, – женщина широко улыбалась, – и теперь мы знаем, где Иосиф со Шмуэлем. Поднимайся… – распорядилась она, – мужчины голодные, сейчас мы мяса сварим, к каше… – Циона уцепилась за край стола: «У меня, кажется, схватки, тетя…»
Печь жарко натопили, Эстер попросила мужа завесить окна полушубками. К ночи поднялся ветер, завыла метель. Из-за стены она слышала скрип шагов Блау, по старым, рассохшимся половицам. Эстер успела кинуть в горшок копченой свинины, для мужчин. Авраам уверил ее:
– Мы сами разберемся. Ты иди, не стоит Циону сейчас одну оставлять… – муж, со значением, посмотрел на пана Конрада. Копыто резал замерзшее сало, на столе лежала фляга с водкой:
– Надо дров нарубить, – хмуро отозвался Блау, – воды согреть. Вода понадобится, вы говорили… – он поднялся: «Я лучше делом займусь, вот что». Каша была пшеничная. У Эстер, в горшке, еще томился гороховый суп, приготовленный вечером:
– Голодными не останемся, – подытожил доктор Судаков, – я тебе потом воды принесу… – Эстер провела почти весь день в маленькой комнатке, с Ционой. Подложив под одежду подушку, она сходила в хозяйскую половину. Эстер громко крикнула пожилой женщине:
Читать дальше