– Насчет твоего швейцарского паспорта, – мрачно сказал Волк, когда они, отогнув матрац, нырнули в задымленную, голую комнату, с полуразбитым камином, и покосившимся диваном, где спал Рауль, – ты его русским не показывай, буде их встретишь. А лучше бы не встретил… – разложив по карманам пистолет, десантный нож СС, со сбитой мертвой головой, и гранаты, Мишель подхватил автомат:
– Не встречу, им рядом с музеем делать нечего. Туда и обратно, – повторил он, выходя на темную, пахнущую старой кровью, промерзшую лестницу. Шаги стихли внизу.
Разломав ножку стула, Волк подбросил дров в огонь, в камне. Накрыв Валленберга старым, потрепанным одеялом, Максим налил себе остывшего кофе:
– Фон Рабе давно в Берлин сбежал. Но мы его и там найдем, обещаю. Ладно, пусть Мишель проверит. Ему так спокойнее… – он стал ждать, покуривая шведскую сигарету, из запасов Рауля.
Мишель курил, спрятавшись в подворотне, с разбитой, вывороченной из камня чугунной оградой. Над головой скрипела испещренная следами от пуль жестяная вывеска кафе, на террасе вповалку лежали засыпанные снегом стулья. Здесь, напротив классической колоннады и широких ступеней музея, он пил кофе, осенью. Серые камни устилали переливающиеся на солнце листья, небо над Будапештом сверкало ясным, чистым голубым цветом.
Мишель навещал музей в дорогом, хорошем костюме, при швейцарских часах. За кофе он, незаметно, доставал из портфеля итальянской кожи маленький альбом, со снимками. Он смотрел на Рафаэля, Джорджоне и Тициана, на Рубенса и Брейгеля. Любая из будапештских картин старых мастеров стоила миллионы долларов:
– Если фон Рабе здесь, он не преминет навестить галерею, – подумал Мишель, – постарается что-то украсть, для рейха и лично для себя. Как он украл рисунок Ван Эйка. Но кто была та женщина, с эскиза в галерее Уффици… – перед тем, как покинуть Флоренцию, Мишель переснял фотографию предполагаемого наброска Дюрера, в архивах музея. Он вспоминал редкие снимки кузины Констанцы, подростка:
– Потом она не фотографировалась, из соображений безопасности. Но она будет так выглядеть, на восьмом десятке. Если доживет, конечно. Если она вообще жива… – рисунок Ван Эйка Мишель мог бы скопировать с закрытыми глазами. Модель осталась одной и той же, только постарев, на сорок лет. Не существовало никакой возможности выяснить ее имя:
– Сова, символ мудрости, шифр, на раме зеркала, у Ван Эйка. У Дюрера, если это Дюрер, шифра нет… – он считал, что узоры на зеркале являются ключом:
– Может быть, она была ученым. Хотя женщина не могла стать ученым в пятнадцатом веке. Леди Констанца Холланд жила в начале семнадцатого, и то, никогда не публиковалась под своим именем. Ее архив пропал, во время гражданской войны в Англии… – по преданию, леди Холланд, отправляясь в мужем в экспедицию, в южные моря, оставила свои бумаги в усадьбе Кроу, в Мейденхеде:
– Ее дочь, Софи, вышла замуж за Майкла, старшего сына Питера Кроу… – Мишель пристально следил за зданием музея, – старший ее сын в Акадии жил, а младший в Германии работал, на шахтах. Потом архив то ли сожгли, то ли граф Ноттингем его в Рим увез. Понятно, что мы ее документов больше никогда не увидим… – Мишель напомнил себе, что может и не существовать никакой связи между изображенной Ван Эйком женщиной, и его собственной семьей:
– Портретов леди Холланд не сохранилось, если они вообще были, а то, что модель похожа на кузину Констанцу, чистая случайность. Я тоже себя пару раз в Лувре находил, на многофигурных композициях, времен Марии Медичи. Интересно было бы на первого де Лу посмотреть, москвича. Мне кажется, Волк на него похож… – никаких следов самолета на пустынной, разбитой артиллерийским огнем площади, Мишель не увидел.
Он, действительно, добрался сюда быстро, за четверть часа, проторенной в подвалах дорогой. Вынырнув на бульвар Андрасси, в паре сотен метров от площади и парка, Мишель огляделся. Артиллерия продолжала стрелять, но вблизи от музея никого видно не было. Среди голых, черных ветвей деревьев, в парке, на защищенном мешками с песком бывшем ресторане Гунделя развевался нацистский флаг. В бункере сидело командование подразделений СС, пока удерживающихся на восточной границе Пешта.
Мишель, невольно, посмотрел себе за спину:
– Вчера «Принц Ойген» к реке проследовал, сегодня боснийские отряды разведчиков на запад послали. Понятно, что русские нажимают, понятно, что СС в Пеште долго не удержится… – они решили, что немцы, переправившись через Дунай, окопавшись на холмах противоположного берега, взорвут все пять мостов через реку.
Читать дальше