Дмитрий Дмитриев - Кавалерист-девица

– После этого мне часа нельзя оставаться в вашем доме. Я сейчас же уеду.

– Зачем? Я не пущу вас.

– Ах, Галя, если бы вы знали, какое вы мне сделали зло! Ведь теперь все узнают, что я женщина.

– Что вы, что вы! Я никому не скажу.

– Полноте!

– Право же, не скажу.

– Теперь прощай все мои мечты!

– Хотите, я поклянусь, что никому не скажу: ни папе, ни маме.

– Зачем клятвы!

– Нет, я поклянусь.

– Я верю вам, Галя; вы, добрая, хорошая, и не захотите моего несчастья.

– Позвольте мне вас обнять и поцеловать, теперь ведь это можно?

Галя крепко обняла Надежду Андреевну.

– Вы девушка? – спросила Галя.

– Нет, я замужняя.

– Такая молодая и уже замужем? А как вас звать?

– Надеждой.

Дурова, теперь не считала нужным скрываться перед молодой девушкой.

– Ах, какое хорошее имя! Вы не рассердитесь на меня, если я стану вас звать Надей.

– Пожалуйста.

– Скажите, Надя, зачем вы нарядились по-казацки? А впрочем, этот мундир вам очень к лицу. Ведь я чуть в вас не влюбилась, право!

Галя звонко рассмеялась.

– Какая вы, Галя, веселая! – молвила Надежда Андреевна.

– Что же мне скучать? Итак, скажите, зачем вы нарядились казаком?

– Вас это интересует?

– Очень.

– Хорошо, Галя, я расскажу вам историю моей жизни, только с условием.

– С каким?

– Вы никому не скажете, что я женщина.

– Принимаю ваше условие. Хотите, поклянусь!

– Я верю вам, Галя, и без клятв. Теперь слушайте меня.

Н Надежда Андреевна рассказала молодой казачке историю своей жизни такого содержания.

Отец Надежды Дуровой, как уже мы сказали, был ротмистр. Он тайком женился на дочери богатого полтавского помещика, по фамилии Александровича.

Старику не хотелось выдавать дочь за «москаля», и Дуров венчался тайком в одной из сельских церквей.

После венца молодые уехали в Киев. Молодая жена Дурова, Марфа Тимофеевна, писала отцу, просила у него прощения, но нравный старик тогда только помирился с дочерью, когда пошли у нее дети.

Первенцем у молодой четы была Надя. Мать с самого рождения ее невзлюбила, так как ей хотелось сына. Между тем отец души не чаял в маленькой Наде. Когда ей было всего только четыре месяца, он отдал ее на попечение фланговому гусару, старику Ахматову. Старик гусар тоже крепко полюбил малютку Надю и вполне заменял ей няньку.

Целые дни он таскал ее на руках, носил в конюшню, сажал на лошадей. И девочка, не умея еще ходить, делается вполне уже военным ребенком, дочерью полка; ее окружают все впечатления войны. Сабли, ружья, пистолеты становятся ее игрушками; военная музыка, утренние и вечерние зори нежат ее детский слух вперемежку с громкими криками: «Эскадрон, налево кругом марш!» Девочка так привыкает к этим звукам, что они делаются ей приятны, как привычная песня няни, баюкающая слух в раннем детстве. Будучи четырех месяцев, она уже испытала прелести походной жизни: отец из Киева переходил с полком в Херсон, за ним в карете следовала его молодая семья. Ни кукол, ни детских игр, ни мирных забав не помнит Надежда Андреевна в раннем детстве. Ружья, пистолеты, лошади, гусар Ахматов – добрый, тихий солдат, ее нянька и воспитатель, – вот что вспоминает она из времен детства.

Благодаря такому воспитанию в Наде с самого детства развились наклонности к военной жизни, гусарские привычки и манеры. Она и держала себя по-гусарски. Все это не нравилось ее матери. Манеры дочери просто ужасали Марфу Тимофеевну. Она сердилась на Надю, упрекала ее, ругала и даже била, но все-таки нисколько не отучила ее от «ужасных» привычек.

Немалых трудов стоило матери усадить свою дочь за азбуку или за какое-нибудь детское рукоделье. Лишь только Марфа Тимофеевна за дверь, Надя стремглав бежит в сад или в лес, лазает, как белка, по сучьям, прыгает через канавы или же украдкой возьмет из комнаты отца ружье или пистолет и начнет выкидывать разные военные артикулы. Не боялась маленькая Надя и стрелять из ружья.

Попавшуюся в этих занятиях Надю ведут к матери; та набрасывается на нее с целым градом упреков и брани, приказывает запереть ее в комнате, но смелой военной девочке это нипочем. Она прыгает в окно чуть не в одном белье, бежит на конюшню, смело выводит оттуда черкесского жеребца Алкида, которого впоследствии отец подарил ей, и как ни в чем не бывало водит его по двору. А то вскарабкается на Алкида и, придерживаясь за гриву, скачет на нем.

На тринадцатое году Надю отправляют на исправление к ее бабушке в Малороссию, но старуха Александрович любила Надю и предоставила ей бегать, играть, прыгать, стрелять из ружья и вообще делать что ей заблагорассудится.