Николай Казанцев - Против течения. Том 1

На дворе раздался лай собак, и кто-то галопом подскакал к крыльцу. Надя бросилась к окну.

– Ах, кто-то приехал, – торопливо сказала Ольга. – Как бы сюда не пришел, а мне и закрыться-то нечем, покрывало в светлице осталось.

– Зачем он сюда пойдет? Если из гостей кто, то в хоромы пройдет, – отвечал Александр.

– Сестрица, это князь Дмитрий Юрьевич, – сказала стоящая у окна Надя.

– Братец, куда я денусь? – говорила раскрасневшаяся Ольга.

– Что ж за беда, что без покрывала. Он тебя съест, что ли? Да вздор, его сюда не пустят, – успокаивал ее брат.

В сенцах раздалось топанье сапог и громкий голос спрашивал: «Дома боярич, Александр Сергеевич?» – «Дома», – отвечал голос старика Якова, дядьки Степана. «Где он?» – «У себя в пределе, да туда ходить нельзя, там боярышни: пожалуйте в хоромы». – «Вздор, я прямо к нему, чего мне делать в твоих хоромах», – продолжал говорить громкий голос.

– Ах, братец, что мне делать? Мамушка узнает, беда, – говорила Ольга.

– Никакой беды нет, – сказал Александр. – Ну, да я, пожалуй, не пущу его, уж когда ты не хочешь. – И с этими словами он направился к дверям, но было уже поздно: они отворились, и в комнату вошел князь Бухран-Туруков.

Взгляд князя упал на Ольгу: она покраснела, а князь ловко и ухарски отвесил ей низкий поклон, потом бросился на шею Александра. Тем временем Ольга и Надя приближались к двери, чтобы уйти.

– Простите, боярышни, что обеспокоил вас, – сказал князь, быстро освобождаясь из объятий Александра и вновь кланяясь боярышням. – Я хотел поскорее увидать этого молодца, моего товарища.

Боярышни поклонились князю и вышли из комнаты. Князь вновь бросился обнимать Александра. Обниманье и целованье продолжалось несколько минут.

– Ах, Саша, боярич мой, любезный друг сердечный, насилу-то я тебя увидал. Давно мы с тобой, друг, не виделись, с той поры, кажись, как в Литве воевали, – скороговоркой произнес князь.

– А я, – сказал Александр, – на первой же поре тебе претензию представлю: зачем ты вошел прямо сюда, когда знал, что у меня сестра?

– Не знал, ей-богу, не знал, – забожился князь.

– Как не знал, Яков тебе говорил, я сам слышал.

– Не разобрал, позабыл, думал по-украинскому, ничего. Ну, не сердись, голубчик, сердечко мое.

– Про украинский-то обычай пора забыть; ты давно уехал оттуда?

– Давно, брат, с той поры как выгнали. Ну, не сердись, голубчик.

– Да я и не сержусь, а так сказал, чтобы ты вперед был аккуратнее.

– Да по правде сказать и сердиться-то не на что, – говорил князь. – А тебе, брат, и подавно сердиться на это не приходится; тебе, брат, все здесь нужно по-своему повернуть, к черту отправить все эти фабалы и боярские спеси. Живи, брат, так, как душе твоей хочется. Помнишь, как жили мы с тобой в польской земле?

– То в Польше, а то в России, – отвечал Александр, – по-моему, и здесь бы ничего, но ты забыл, что я здесь живу не один, у меня отец и мать, они не позволят.

– Ну, ладно, больше об этом не будем говорить. А славная у тебя сестренка, брат?

– Это еще что?

– Ну, не сердись, я так, спроста. А вот мы и увидались. Я как услыхал, что ты приехал, сейчас на игреньку – да к тебе. А ты-то до сих пор не приехал ко мне.

– Помилуй! Я вчера только приехал.

– Ну а сегодня ко мне, у меня ночуем. У меня тебе будет хорошо: заморское вино у меня славное.

– Сегодня нельзя: я еще с родными не успел хорошенько повидаться и поговорить.

– А я-то разве чужой? Первый друг – да чужой, это не хорошо, – с упреком сказал князь.

– Сегодня меня ни за что и не отпустят да и самому хочется отдохнуть после дороги.

– Ну и отдыхай у меня сколько душе угодно. У меня спокойно и весело, чего недостает, чисто Магометов рай.

– А ты рай-то Магомета еще не бросил? – с улыбкой сказал Александр.

– Зачем бросать, что ты! Я ведь один, сиротой живу, чем же мне забавляться-то? Эх, брат, теперь заживем с тобой весело.

– Не хочешь ли с дороги закусить?

– Пожалуй, выпьем. Вели подать сюда, а я покуда покурю, у тебя можно курить? В большой-то гостиной избе, я знаю, что нельзя: боярин и боярыня духу табачного не терпят.

– У меня можно. Ты знаешь, я и сам прежде курил трубку, да вот года два как бросил.

Князь вынул из кармана коротенькую трубочку, на манер казацкой люльки, и шитый золотом кисет с английским табаком и принялся набивать трубку. В то время было мало трубок в России, и те, которые курили это зелье, курили его в рогах. Трубки были в редкость и встречались только у людей богатых да у казаков. Набивши трубку, князь вынул кремень и огниво, высек огня и закурил трубку. Явился Иван и принес бутылку вина, из которой тотчас налиты были два кубка.