– Все сделаю, как нужно, Степан Тимофеевич, – отвечал Кузьмин.
– Ну а струги, как положено – царские, – сказал Разин.
– Да правду сказать, нам не очень нужно, чтобы они уж и впрямь походили на царские, – это не для тех, кто видел царя; бояре-то не поверят, да и не нужно, казаки-то свои люди – знают это, а для дикарей-то и так сойдет, – отвечал Кузьмин.
– Верно сказано, – подтвердил Черноярец.
– А вот и патриарший струг, – сказал Кузьмин, подходя к стругу, обитому черным бархатом.
– Ага! Все уж кончено дело. Молодец, Арсентий! Люблю за расторопность, – отвечал Разин. – Да вот и светлейший патриарх Никон.
Из-за струга показался старик, не то поп, не то монах, в черной рясе, с седыми длинными волосами на голове и длинной седой – клином – бородой.
– Да, уютное гнездышко мне устроили, Степан Тимофеевич, – сказал старик с поклоном.
– На то ты и патриарх, – сказал Разин и захохотал.
– Ну-ко, отче, научился, что ли, крестить народ обеими руками? Окрести-ка нас, – сказал Черноярец.
Старик поднял обе руки и стал крестить тихо и осанисто, потупя глаза в землю.
Собравшиеся казаки хохотали.
– Чем не Никон? – сказал Кузьмин. – И повадку от него принял.
– Видал тоже и архиереев и патриархов, – отвечал старик.
– Гуляй до Волги, – сказал Разин, – а там в свой струг – и нишкни. Показывайся народу только когда велю – слышишь!
– Ну, теперь трогай! – скомандовал Разин казакам.
Потом пошли к другим стругам, казаки работали изо всей силы, волоча струги.
– Работайте, детки, работайте! – говорил Разин. – В Царицыне отдохнем. Ну-ко, я вам пособлю. – И он взялся за канат.
К вечеру того же дня в виду казаков, с северной стороны, показалась кучка всадников. Впереди несся лихой наездник на превосходном вороном коне.
– Ус! Ус едет! – раздались крики казаков.
Разину подали уж его коня, и он отправился навстречу сво-ему товарищу в сопровождении своих есаулов и старшин.
Предводитель низовой вольницы и предводитель воронежской вольницы встретились неподалеку от того места, где тянулись струги.
Первым спрыгнул с лошади Ус. Это был человек лет пятидесяти. Огромный рост и широкие плечи доказывали в нем необычайную силу. Седые усы длинными прядями падали на могучую грудь. Глаза угрюмо смотрели из-под густых седых и длинных бровей. Суров и страшен на вид был этот повелитель лесной вольницы. Он был одет в казакин грубого сукна, и вообще наряд его не отличался богатством: он был даже беден в сравнении с нарядом казаков Разина. Рядом с ним был его есаул Топоров. Есаул был одних лет с атаманом, а на вид был еще суровее его. Глубокая шапка, надвинутая на брови, скрывала то, что ушей у есаула не было: они остались в одном из губных приказов. Два пальца правой руки были обрублены в среднем суставе, и два заскорузлых отрубка и знак, выжженный железом, показывали, что человек этот имел за время своей жизни неоднократное знакомство с губным приказом.
Вслед за Усом соскочил с лошади и Разин, а за ним и его есаулы.
– Ты, Ус? – спросил Разин.
– Я! А это ты будешь Степан Тимофеевич? – отвечал Ус.
– Нечего и спрашивать нам друг друга, – перебил Разин. – Давай закурим люльки, атаман.
– Давай.
Закурили. Разин мерил глазами Уса, а тот Разина.
– Ну, хочешь с нами заодно воевать, на низовые города и на Москву идти?
– Затем и пришел, – отвечал Ус.
– А много ли привел?
– Да тысячи две наберется.
– Ну, жалую тебя моим первым есаулом, – сказал Разин. – Будь моим помощником во всех делах, каким был у меня Сергей Кривой.
– Боярин и ты, Черноярец, ведите новичков к своим казакам, пусть узнают друг друга, – добавил он, обращаясь к своему есаулу Черноярцу и Кузьмину.
Два великих потока слились в один; два разбойника, мор-ской и лесной, заключили союз; две шайки вольницы слились в одну, на страх и гибель тысячам людей.
II
Грустно и тяжело было Александру, когда он приехал в Самару. Какое-то предчувствие, что-то недоброе овладело им.
Он не остановился у воеводы, как в прошлый раз. После отказа Ольги ехать к Алфимову он считал не совсем удобным. Он остановился у своего родственника Ильи Васильевича Сомова. Старик жил один в своем доме, выстроенном неподалеку от дома воеводы. Домик его был небольшой, но для одинокого старика и он был обширен. У Сомова было много прислуги и мужской и женской. Впрочем, последняя не показывалась гостям и находилась в особых сенях, под надзором старой, дородной ключницы. Старик был богат, но скуп, что, впрочем, не мешало ему убрать парадную деловую избу очень богато и кормить обедами самарских властей. Он был дружен со всеми властями Самарского округа, часто приглашал их и сам ездил к ним, платил поминки исправно, за что все власти любили и уважали Сомова и готовы были при случае также угодить ему.
Читать дальше