Дмитрий Барчук - Александрия

Царь закрыл глаза и еле слышно прошептал:

– Оставьте меня полковник. Я хочу побыть один.

Он видел воочию, как в языках пламени плавились купола церквей, слышал, как в черном дыму тревожным набатом звучал колокол. И ему подумалось, что, может быть, это и есть пришествие Антихриста, знаменующее конец света?

Дверь тихонько отворилось, и, осторожно ступая, в кабинет вошла Елизавета. Она подошла к сидевшему с закрытыми глазами мужу и положила перед ним на стол книгу.

Он разлепил веки, увидел ее и прошептал:

– Москва сгорела. Что делать, Лиза?

Царица провела своей мягкой рукой по высоким залысинам мужа и, не говоря ни слова, взглядом показала на стол и направилась к выходу.

Александр Павлович посмотрел на толстый фолиант. Это была Библия.

Ее страницы были аккуратно заложены закладками царицы. Царь открыл наугад священное писание.

«Но хотя бы ты, как орел, поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то и оттуда Я низрину тебя, говорит Господь».

Дальше еще: «Погибели предшествует гордость, падению надменность».

– О Господи, слава тебе. Ты из слепца сделал меня зрячим! – воскликнул Александр и лихорадочно зашептал, перелистывая одну страницу за другой: – Это же прямо про него… про него… Про Наполеона… Он не внял Твоим предостережениям, Господи, и возгордился своим величием. И Ты его покарал, лишил разума. Он же теперь в ловушке. Что он будет делать в сгоревшей дотла Москве накануне холодов без пропитания и теплой одежды? Он попался! Попался! Спасибо тебе, Господи, что избрал меня, грешного, орудием своего возмездия строптивому гордецу, преступившему все Твои и мирские законы.

«Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю», – прочитал царь на последней заложенной женой странице Библии. И тотчас рухнул на пол, обратившись лицом к висевшей в красном углу иконе Казанской Божией матери.

Впервые на тридцать пятом году своей жизни царь страстно, с истинной верой, исходящей из самых глубин его души, молился Богу.

А я сам верю в Бога? Скорее всего, верю. По крайней мере, признаю существование высшей силы, определяющей жизнь человека от его рождения до самой смерти. Как экономист, я умом понимаю, что все, имеющее начало, должно иметь и свой конец. Но где-то внутри моего тела (то ли в голове, то ли в сердце) есть нечто такое, что никак не может согласиться с этой банальной истиной. Нет, не может такого быть, чтобы человек, пройдя в жизни столько испытаний, мог вдруг взять и запросто умереть, превратиться в конечном счете в ничто, в кусок гниющей плоти, съедаемой прожорливыми червями. А как же его мысли, фантазии, планы, воля? Все, что составляет энергию его души, куда исчезает это? Я не могу поверить, что это может исчезнуть без следа.

В разные годы своей жизни я по-разному представлял себе Бога. В раннем детстве, когда мне не было еще и пяти лет, я приехал в гости к бабушке и, набравшись смелости, показал пальцем на икону с изображением Иисуса Христа и с непосредственной наивностью ребенка спросил у нее:

– Кто это? Твой папа?

Она же улыбнулась как-то странно, про себя, и кротко ответила:

– Нет, внучек. Это Бог.

– А кто он такой?

– Это духовный наставник всех людей. Он может все. Его надо лишь очень сильно попросить, и он исполнит любое твое желание.

– И даже купит мне в «Детском мире» машину с педалями.

– Это совсем простое желание. Бог его легко выполнит. Если, конечно, ты перестанешь проказничать и не будешь больше с мальчишками убегать на пустырь, как вчера, а начнешь слушаться старших.

– А Бог может все-все? – не унимался я.

– Да, внучек. Он всемогущ.

Я задумался на минутку, а потом выпалил:

– Ты меня обманываешь. Ты – старая и больная, всегда молишься своему Богу. Почему ж он не сделает тебя снова молодой и здоровой? А?

Я был уверен, что бабушка не сможет ответить на этот вопрос, и уже предвкушал, как она будет юлить и уходить от прямого ответа. Но не тут-то было. Бабушка снова загадочно улыбнулась и спокойно сказала:

– А я об этом не прошу Бога.

– Но почему? – удивился я. – Разве тебе так нравится болеть?

– Нет. Болеть, конечно, любому неприятно. Но становиться снова молодой я не хочу.

– Почему?

– Понимаешь, Мишенька, я свое уже отжила. От жизни, как и от всего остального, тоже когда-нибудь устаешь. А в своих молитвах я прошу Бога, чтобы он дал здоровья и счастья твоей маме, твоим тетям, тебе, мой малыш. Чтобы ты рос у нас здоровый, сильный и умный. А когда вырастешь, так прославишь нашу фамилию, чтобы все на Земле знали, кто такие Ланские.