– Скажите, пожалуйста, какими силами для проведения подводно-технических работ располагает ваше министерство? – Михаил Дмитриевич был настроен весьма миролюбиво.
– Порядка 60 водолазных ботов с трехболтовым снаряжением.
Малей вопросительно взглянул на меня.
– Водолазное снаряжение для работы на глубине до 60 метров образца 1848 года, модернизированное в начале нашего века, – любезно пояснил я.
– Какие 60 метров! – министр замахал руками. – В последний раз мы работали в 70-е годы в Бангладеш на глубине 22 метра!
– А на 1700 поработать не желаете? – Малей был возмущен до глубины души. – Что вы мне лапшу на уши вешаете?
– Кто? – испугался министр.
– Читайте!
Последовала немая сцена, как в «Ревизоре». Изучив ответ Минморфлота, и министр, и начальник АСС категорически отвергли свою причастность к данной бумаге. Молча завизировав проект Указа Президента о создании КОПРОНа, они удалились.
– Любопытно! Ладно, разберемся, – Михаил Дмитриевич вызвал начальника своего аппарата, Юрия Эммануиловича Андреева, и приказал запустить проект Указа дальше. К чему привело его расследование данного инцидента и из какого параллельного измерения материализовались эти «отзывы», не знаю, но спустя пару месяцев он в разговоре со мной обмолвился, что «у вас слишком много «доброжелателей».
Все это время я с группой единомышленников продолжал работать над проектом нейтрализации угрозы загрязнения Норвежского моря радионуклидами самостоятельно, в небольшом кабинете на Ильинке, выделенном нам Малеем. Проект Указа гулял где-то «наверху». В начале февраля 1992 года мне передали записку, что меня срочно разыскивает некий Баранников, и номер его телефона. Я зашел в приемную Малея (его самого в данный момент не было в Москве) и попросил разрешения воспользоваться его связью. Баранников снял трубку сам. Состоялся весьма примечательный разговор, который привожу по памяти, практически дословно:
– Капитан 1 ранга Борисов!
– Так это вы!
– По всей вероятности, я. Вы просили позвонить…
– Так это вы пытаетесь разорить государство! Развелось тут паркетных моряков!
– Кто дал вам право так разговаривать со мной? Не знаю, сколько «паркетных» моряков вы знаете, но я подводник с Северного флота и разговаривать с собой в подобном тоне никому не позволю! Что же касается государства, то я, напротив, пытаюсь уберечь его от разорения!
– Я стою на страже интересов государства и не позволю вам творить черт знает что!
– Замечательно, значит, мы с вами по одну сторону баррикад! Я тоже стою на страже интересов государства и не позволю кому бы то ни было мешать мне в этом деле!
Последовала пауза. Собеседник явно был обескуражен моим ответом.
– Я с вами еще разберусь!
– Всегда к вашим услугам, а будете мешать – постараюсь, чтобы разобрались с вами!
Таинственный собеседник бросил трубку. Я вышел из кабинета Михаила Дмитриевича и, возмущаясь, обратился к Юрию Эммануиловичу:
– Кто такой этот Баранников?
– А что случилось?
Все еще пылая праведным гневом, я пересказал содержание нашей беседы. Андреев побледнел:
– Вы разговаривали с председателем ФСК!
Настала очередь побледнеть мне. Несколько дней я ожидал негативных последствий столь «задушевной» беседы, но их не последовало. По всей вероятности, мое уверенное поведение внушило Баранникову мысль, что со мной лучше не связываться, ибо он наверняка не мог себе представить, что я не знаю, кто мой грозный собеседник, а человек, столь непринужденно беседующий с главой всесильного ведомства, очевидно, имеет мощнейшее прикрытие. Как бы то ни было, происшествие прошло незамеченным. Спустя несколько дней меня пригласили к телефону. Приятный женский голос сообщил, что меня беспокоят из секретариата Бориса Николаевича Ельцина и что Указ Президентом России подписан, его номер – 262с от 21.03.1992. Принимая поздравления с высоким назначением, я осведомился, откуда взялась буква «с», ведь Указ открытый, на что мне вежливо пояснили, что из «высших соображений» он был засекречен и что уже через несколько дней я его получу на руки. Но ни через несколько дней, ни через пару недель этот Указ не появился. Он бесследно исчез. Пикантность ситуации в том, что спустя примерно год ко мне, уже действующему председателю КОПРОНа, обратились представители спецслужб с просьбой пролить свет на таинственное исчезновение Указа 262с! Я честно сказал, что сам с большим удовольствием посмотрел бы в глаза человеку, чьими стараниями данный документ не дошел до адресата… Убедившись, что Указ 262с бесследно пропал, Малей решил не тратить время на выяснение обстоятельств его исчезновения, а запустил новый проект Указа на визирование, вновь поставив свою подпись первой. Собрав положенные восемь виз, я отдал бумагу в секретариат президента. Спустя пару недель мне ее вернули с просьбой получить дополнительно еще три визы, потом еще три, потом пару… В результате на документе собралось 27 (!) подписей чиновников различных ведомств, включая Гайдара, Грачева, Бурбулиса, Сосковца, Шумейко, Квасова и иже с ними. Наконец, мне торжественно объявили, что виз достаточно, но надо «немного подождать». Приблизительно через три месяца, не выдержав ожидания, Малей поднял данный вопрос на совещании у Бориса Николаевича. Ельцин, обладавший великолепной памятью, крайне удивился, так как хорошо помнил, что Указ о создании КОПРОНа он уже подписывал. Помощник Президента России Ильюшин заверил Бориса Николаевича, что это мелкое недоразумение, Указ требовал исправления, находится у него, и вечером он представит его на подпись. Повернувшись к Малею, Виктор Иванович сказал:
Читать дальше