Сергей Пациашвили - Крещение Новгорода

Рано поутру Новгород ещё спокойно спал. Два корабля шли по реке Волхов прямо в сторону оборонительной крепости. Спокойно они пропыли мимо дозорных камнемётчиков. Это означало, что это были свои. Прибыло земское ополчение. Наконец-то, подмога, теперь Добрыне уж точно несдобровать. И всё же дозорные в крепости смотрели на гостей ещё с подозрением, кода те высаживались на берег. Лица незнакомые, не дружинники и вообще не новгородцы. Корабли высадились вблизи от новгородского капища. Если начнут сейчас разорять и рушить идолы богов, значит, как есть, это христиане. Но отряд в 500 человек прошёл мимо капища и направился прямо к сторожевой крепости.

– Приветствую, хлопцы, – говорил их предводитель.

– Ты кто таков будешь? – спрашивали его дозорные.

– Я – Путята, слыхал про такого?

– Не слыхал. Из земского ополчения что ли?

– Из него.

Вскоре двери крепости распахнулись, и воины вошли вовнутрь. А затем быстро и бесшумно перерезали всех, кто там был.

– Шевелись, братцы! – командовал Путята, – нас слишком мало, момент упустим, потом не отобьёмся.

Несколько человек вооружились луками и остались в крепости, остальные отправились в Неревский конец. Теперь всех вёл за собой Садко, который единственный знал нужный путь. Судьба всего отряда зависела теперь от него одного. И Садко их не подвёл, вывел прямо к дому тысяцкого. Теперь оставалось лишь надеяться, что тысяцкий окажется дома. Воины Путяты обступили избу со всех сторон. Несколько человек выскочили на них с оружием, но тут же были перебиты. Ростовский боярин Путята был закалён во многих боях, вместе со своими витязями он брал неприступный Херсонес. Уж взять одну избушку в Неревском конце ему не составило труда. Угоняя выволокли на улицу и бросили в ноги к старшине. Довольный собой Путята поставил ему ногу на грудь.

– Попался, сукин сын.

– Вы тоже попались, – сквозь зубы прорычал тысяцкий.

И действительно, к избе Угоняя стал стекаться народ, продирая глаза с похмелья. Вскоре их уже стало больше, чем крестителей. Иные были безоружны, другие были вооружены. Кто-то побежал будить Чурилу, тот поднял на ноги всех, кого мог, отправил человека и к своему опальному сыну – Потамию Хромому. Когда старшина со своей братчиной подошёл на место, здесь уже началась лютая сеча. Ополченцы пытались освободить своего тысяцкого, ростовцы приняли круговую оборону, закрылись щитами.

– Именем князя Владимира, расступитесь! – кричал Путята. Рядом с ним с луком в руке стоял Садко и пускал во врагов свои стрелы.

– Садко! – злобно прокричал Чурила, – береги шкуру, я лично её с тебя сниму!

– О, голова, береги голову, – вымолвил в ответ Садко и пустил стрелу. Однако голова успел закрыться щитом, а потом исчез в гуще других своих витязей, которые всё пребывали и пребывали. Их уже было в два раза больше, чем воинов Путяты. Местные сражались в основном без доспехов и потому значительно уступали гостям. И всё же Путяте приходилось несладко. Ополченцы Угоняя сражались во всём оружии.

– Чёрт бы вас побрал, собаки! – прокричал ростовчанин, – именем своего князя, остановитесь, или я прирежу вашего тысяцкого.

– Режь, мы его не выбирали, – говорил ему в ответ Чурила. Повернув голову, он увидел своего хромого сына, вместе с которым шёл и Хома Горбатый, и почти взрослые братья Сбродовичи. Потамий с дубиной в руке отважно ринулся в схватку и мощным ударом сразу трёх врагов повалил на землю. Но на их место стали ещё пятеро, выставив перед собой копья, слово ощетинившийся ёж иглы. Потамий поднял над собой дубину, готовясь нанести удар, но тут страшная боль охватила его руку, и дубина упала на землю. В руке у старшины торчала стрела, пущенная, очевидно, Садком. Меткий стрелок угодил прямо в кисть, так как выше была кольчуга, доставшаяся Хромому ещё от Василия Буслаева. Увидев это, ростовцы ринулись в атаку, но чей-то щит закрыл Потамия от удара. Повернувшись, он увидел отца Чурилу. Хома Горбатый в это время совершал какое-то подобие танца, уворачиваясь с дубиной в руках от множества копий, стремящихся поразить его. Он был похож на сгорбившуюся кошку, играющую лапками с мышью. В конце концов, Хома бросил на землю свою дубину и поймал копьё одного своего врага. Оба стали щит к щиту, глядя друг другу в глаза: кто кого пересилит. Горбун оказался сильнее, и бывалый воин стал уступать. В какой-то момент Хома отпустил копьё, но лишь для того, чтобы сразу достать кинжал и возить его в шею упавшему от инерции врагу. С воином Путяты было покончено, но, увидев его смерть, другие воины освирепели и ринулись в атаку. Потамий к этому времени уже успел достать из руки стрелу и, вопреки привычке, поднять дубину левой рукой. Теперь он пригинался и смотрел в оба, чтобы не попасть под обстрел Садка. Стрелок в свою очередь выискивал Чурилу, чтобы покончить с ним и через это, наконец-то, покончить и со страхом суда, преследующим его долгое время. Его отец и братья пали в битве, и теперь только один человек мог привести его на суд – сам старшина.