Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том седьмой

– Все вокруг будет утыкано охраной, я не хочу рисковать обыском… – сказала она матери, за ранним завтраком, в пансионе. После быстрой чашки кофе и тоста с джемом, полковник Горовиц отправился следить за квартирой Мэтью. Мать, покуривая, изучала Washington Post:

– Несмотря на усилия штаба Дьюи, шансов у него нет… – задумчиво сказала Анна, – а насчет пистолета ты права. Позвони мне, когда Донован или Даллес окажутся в твоей машине. Скажешь, куда вы собрались, и я там появлюсь…

Дикий Билл, неожиданно, велел Марте ехать в Джорджтаун:

– Я покажу дорогу, – предложил Донован, – место не из тех, что навещают туристы… – хозяином лавки оказался ровесник Дикого Билла, пожилой человек в траченом молью свитере и поношенном, твидовом пиджаке:

– Мы товарищи по оружию, – коротко объяснил Донован, – с первой войны. Здесь нам никто не помешает… – он едва не добавил: «Миссис Горовиц».

– Хотя она не носит кольца, – в машине, незнакомка, сняла перчатки, – она может быть не замужем… – Донован присмотрелся к тонким морщинам, вокруг глаз, – нет, она не девчонка. То есть по годам, но не по опыту. Кукушка никогда не упоминала, что у нее и мистера Теодора есть дочь… – девушка напоминала и отца:

– Но повадки у нее материнские, и видно, что она потомок Горского. Они что, решили устроить семейную вылазку, на родину… – Донован даже развеселился, – наверное, и Ягненок тоже здесь… – девушка ему не представлялась, однако теперь он понимал, с кем имеет дело.

Забрав у нее книги и акварель, Донован, аккуратно, сложил покупки в бумажный пакет:

– Я люблю нашу старину, – Дикий Билл вскинул бровь, – по сравнению с Европой, у нас молодая страна. Именно поэтому, такие вещи… – он обвел рукой лавку, – особенно ценны… – Марта вдыхала уютный аромат пыли и виргинского табака.

Несмотря ни на что, ей стало спокойно:

– В Америке я себя лучше чувствую, – подумала она, – меня больше не тошнит, ребенок бойко двигается. Я даже немного поправилась… – живот слегка округлился. По утрам, в ванной, Марта клала на него ладонь:

– Я верю, что все обойдется. В декабре Эмиль приедет в Лондон, мы сделаем операцию. Я начну курс облучения, буду принимать лекарства. Родится мальчик или девочка, новый Кроу… – она очнулась от смешливого голоса Донована:

– Передайте вашему отцу, что с его картинами все в порядке. Кандинский и Моне хранятся на здешнем складе ФБР. Или я буду иметь честь лично с ним встретиться… – в окне Марта заметила кофейник и чашки, на кованом столике:

– Как и сказал Донован, хозяин деликатный человек. Он не помешает разговору. То есть говорить будут мама и Дикий Билл… – Марте захотелось посидеть, с чашкой кофе, на осеннем солнце, послушать плеск воды, в канале, стук футбольного меча, на набережной:

– Словно в Мон-Сен-Мартене, когда я собиралась устроиться на крыльце и кормить кур… – Марта одернула себя:

– Еще ничего не закончено. Мэтью в любую минуту может сбежать. Он может сфабриковать улики, против Меира. Папка Меира и так пестрит подозрительными связями. Нельзя этого допустить. Надо доказать, кто такой, на самом деле Паук… – Марта не успела открыть рот. Звякнул колокольчик, повеяло сладким, летним ароматом жасмина.

Донован, мимолетно, подумал:

– Она тоже в парике. Для ее возраста, у нее красивые ноги…

Шерстяное платье закрывало стройные колени. Она носила накидку, отороченную норкой, на большие глаза спускалась вуалетка.

Кукушка, небрежно, стянула перчатки:

– Пока нет, мистер Донован. Я имею в виду встречу с моим мужем. Сегодня разговаривать с вами буду я… – кивнув, Донован пожал ее знакомую, сильную руку:

– Рад видеть вас, миссис Анна. Прошу вас, кофе… – спохватился Дикий Билл, – только что сварили… – Марта поймала веселый взгляд матери:

– Все будет хорошо, – облегченно, подумала девушка, – Донован нам поверит… – подхватив пакет с книгами, она пошла на террасу.

На синеватом огоньке газовой горелки засвистел оловянный кофейник.

Номера в пансионе на Дюпонт-серкл снабдили хорошо оборудованными кухнями, поставив даже рефрижераторы. Здесь жили приезжающие в Вашингтон дельцы, из провинции, журналисты, актеры на гастролях, родители студентов, поступивших в черные, как их называли в Америке, университеты. По вечерам в устланном коврами вестибюле, в серебристом дыму сигар, звенели льдинки, в шейкере для коктейлей. На подиуме играл джазовый квартет, каблуки дам стучали по дубовой площадке, для танцев.