– Она зачем-то ему понадобилась. Зачем? Ребенку пять лет, она явно не в себе и никогда не оправится. Она не сын Авербаха, не сын Поэта или мистера Майера… – Наум Исаакович давно составил аккуратные досье, на детей, могущих потом оказаться полезными:
– Но ведь он мне ничего не скажет, как не скажет, куда ее отвезут… – Берия щелкнул зажигалкой у сигареты Елены Сергеевны:
– Тем не менее, я бы хотел, чтобы вы меня познакомили с вашими заключениями, касательно Принцессы… – министр улыбался, – это поможет исследователям, которые займутся ей в будущем. Скажем, сегодня вечером, Елена Сергеевна, после обеда, у меня в апартаментах… – аспирантка смутилась:
– Если я не нужна Давиду Самойловичу, в лаборатории… – Кардозо, благодушно, ответил:
– Я сегодня работаю с фармакологами. Товарищи привезли очередной заказ, от министерства… – на острове Возрождения делали особые партии лекарств:
– После ареста врачей Иосифа Виссарионовича, именно Кардозо занимается его медицинскими нуждами… – вспомнил Эйтингон:
– То есть удаленно, ему не говорят, чьи это анализы… – профессор кивнул:
– Идите, Елена Сергеевна, расскажите Лаврентию Павловичу о ваших выводах… – Эйтингон был уверен, что Берия, под столом, давно положил руку на колено аспирантки:
– По его глазам видно, что просто так он ее не отпустит. Говорят, он вообще предпочитает несовершеннолетних… – Наум Исаакович напомнил себе о девочках и Павле:
– Молчи, нельзя рисковать их судьбой. Не интересуйся, что случится с Принцессой. Да и какая разница? Берия, наверняка, запрет ее в психиатрическую лечебницу…
По мраморному полу прошуршали осторожные шаги. Охранник в штатском наклонился к министру: «Лаврентий Павлович, срочный вызов. Москва на проводе».
Взлетно-посадочную полосу построили в отдаленном конце острова, огородив бетон колючей проволокой. Аэродром круглосуточно охранялся, патрули обходили периметр с овчарками. Отсюда не были видны унылые бараки, среди песков, владения эпидемиологов и химиков. Эйтингон поморщился от белого, беспощадного света прожекторов:
– Там все наглухо запечатано. К бревнам, как их называет Кардозо, пускают только в защитных костюмах… – опасности побега зэка, со здешнего лагпункта, не существовало:
– Здоровыми подопытные образцы можно назвать только в день оформления их в госпиталь… – заметил профессор, – потом коллеги приступают к экспериментам… – он вытер губы салфеткой:
– Должен сказать, что я весьма доволен качеством материала. Видно, что люди не голодали. Истощение, часто встречающееся среди переведенных сюда экземпляров, путает клиническую картину испытаний… – ученые, на острове, работали с арестованными бандитами, из Прибалтики и Западной Украины. Ожидая машины из комплекса, Эйтингон вспомнил:
– Между прочим, Принцесса кричала не на русском языке. Среди подростков, были не только немцы, но и литовцы, из малолетних пособников бандитов. Она слышала литовский язык, в раннем детстве… – Наум Исаакович выбросил сигарету:
– Чушь. Подростки, действительно, что-то орали, но Принцессу нашли на хуторе годовалым ребенком. Она ничего не помнит, и не может вспомнить… – Эйтингон держал пухлую, наскоро собранную папку, с отпечатанным на машинке ярлычком: «Принцесса». Он понятия не имел, куда переводят девочку:
– Берия торопится, ему надо возвращаться в Москву… – Лаврентий Павлович поделился новостями из столицы только с Эйтингоном. Наум Исаакович слушал шум моторов дугласов:
– Профессор ничего не знает. Вообще, никто, ничего не знает, пока известили только ближний круг… – Иосиф Виссарионович, судя по всему, перенес очередной удар:
– Но у него уже случались удары, – подумал Эйтингон, – правда, тогда рядом находились настоящие врачи, а не коновалы, с партийными значками. Если судить по показаниям из Нюрнберга, Гитлер, в последний год, разогнал специалистов, и сидел на уколах первитина. Но, может быть, с Иосифом Виссарионовичем, все обойдется. По их, кавказским меркам, он еще не старый человек… – Эйтингон тоже не чувствовал себя стариком:
– Шестой десяток, ерунда. Девочкам, осенью, всего восемь лет, а Павлу шесть. Пока у мужчины маленькие дети, он обязан быть молодым… – железные ворота распахнулись. На острове Берия ездил на бронированном, трофейном опеле:
– Автомобиль из гаража рейхсканцелярии… – вспомнил Эйтингон, – зачем здесь нужна бронированная машина? Бревна подыхают от сибирской язвы и химических ожогов, они не бросятся на кортеж министра. Тем более, никто не выпустит их из бараков…
Читать дальше