Александр Войлошников - Пятая печать. Том 2

С тетрадью работай по ночам, больным притворишься, днем отоспишься. В гостиницах вся обслуга сексотная! Не выпускай тетрадь из рук! Пришей карман в трусах и ходи с тетрадью… и в туалете трусы не снимай! И еще никакое слово печатное или письменное через границу в СССР не пропускают. А будешь под колпаком — погранцы тебе и в задницу полезут. Никаких записок! Все — в голове! Памяти тебе не занимать, дома восстановишь! Мы с Леной денег дадим… у нас на квартирку копится! Купи турпутевку, иначе не выехать. В Праге скоро будет такое, что потом туда долго не пустят. Давай поезжай!

— Поеду я, поеду! Нечего уговаривать! И деньги у тебя возьму! У нас Элей финансы, как в советской семье, где оба супруга с высшим образованием: шаром покати — шара не найти! Говорят, надо долго учиться, чтобы научиться так много работать, чтобы мало зарабатывать! Как говорится, «страна делает вид, что платит нам хорошую зарплату за хороший труд, а мы делаем вид, что за хорошую зарплату хорошо трудимся!»

Техника вымогания отпусков у меня отработана. Хорошо, если шеф по своей глупости меня уволит, мне этого и надо — засиделся я в этой шараге, где только шефа жалко: на какое место своего организма этот мудак незавершенку подвешивать будет?! Где еще такого покладистого прораба найдет?

— Саш, почему ты прораб, а не журналист? Тебе, фронтовику, в любой вуз светил зеленый свет! Ты же художник от Бога! И поэт… удивляюсь: зачем ты со своими талантами в монтажных шарагах куешь что-то железное? Оч-чень не своим ты делом занимаешься!

— Знаю. Хотел по молодости стать юристом, журналистом, писателем… и художником. Чтобы словом и карандашом защищать людей от глупости советской. Документы в юридический подавал… да вовремя оттуда слинял, сообразив, что в советском обществе юрист, писатель, журналист — все говорят и пишут не то, что диктует им талант, совесть, закон, разум, а то, что советуетпартия. А иначе… ну, ты знаешь, как бывает иначе… с тем, кто не слушает «советов» в стране Советов!

Невозможно в СССР работать со словом и оставаться честным! Если, работая среди советской творческой интеллигенции, ты не попал в психушку или концлагерь, значит, ты сексот и подонок! Вот и работаю там, где халявщики и коммуняки работать не хотят и не могут. Партийцы хотят руководить только из кресла. Бездари и неучи, закончившие ВПШ — «школу для дураков», — выступают по телевидению, а тихие дебилы, пуская сладкие слюнки, в Верховном Совете дремлют с заранее единогласно поднятой рукой.

Зато моя не престижная работа дает мне свободу. «Арбайт махен фрай!» Как хочу, так и работаю. А результат лучше, чем у многих. И с рабочими контакт. Что хочу, то и говорю. А это — дорогого стоит! Говорят, длина линии жизни от Бога, а ширина ее — от человека. А я люблю жить широко, разнообразно.

«Ах, начальник, вам не нравится моя независимость? Уступаю место. Это мой кабинет. И чего тут только нет — и стул, и стол в отсеке 2х3 м передвижного вагончика… вот откидная полка для красивых снов о светлом будущем, печка в соседнем отсеке, а удобства за углом вагончика! Забираю гитару, оставляю заявление по собственному…

Говорят, все русские люди талантливы, но не все умеют это скрыть. А я умею, потому что понимаю, что для меня чеснока, честного вора, безнадежно искалеченного честностью, нет в подлой стране советской другого места, как только в зоне с зеками. От меня ж за версту несет вольницей! Что ни скажу — издевка над тем, что советские кретины боготворят! Есть такой стих: «Блажен, кто с молоду был молод, блажен, кто вовремя созрел!»

У меня — наоборот. В детстве каждый шаг и слово обдумывал, за что кликуху Профессор имел, а к сорока годам катастрофически помолодел. Конечно, времена сейчас не сталинские. Но люди — та же протоплазма, потомки той же вохры и гебни! С тем же ублюдочным страхом перед государством и начальством.

Плевал я на карьеру! Не из любви к технике, а от советской «свободы» эмигрировал я в страну «монтажную» за колючую проволоку. И кручусь по зонам, брызгая матерками, в дыму и копоти, как шашлык на шампуре! Легко мне в зоне дышится! А душу отвожу в собственных песенках. И аудитория у меня для таких песенок подходящая!

А в любом чистеньком НИИ или проектном институте сгрызут меня, как инородное тело, партийнорылые мурлЫ, вросшие задницами в номенклатурные кресла. Гнусная там атмосфера…

А на монтаже — воздух свежий и люди подобраны не по партийной характеристике, а по трудной работе. Из монтажников половина вольняшек имела ходки на зону. Зато нет тут ни партсексотов, ни робких совслужащих, у которых главная добродетель — пассивное послушание! У монтажников характеристики темные, а характеры светлые.