Аркадий Куратёв - Исторические сюжеты и действующие лица. Новеллы

Родниковой же водой снабжали и усадьбу, проложив водопровод. В левобережной части парка сделали фонтан; он уцелел до времен моей службы, но включать его не пробовали. Выше усадьбы по течению реки был разбит вишнёвый сад. Именно там и начали строить санаторий. В нескольких местах у реки сохранились остатки дренажа, выполненного крепостными строителями из прожженных дубовых стволов. Много раз мы брали там воду – ту же, родниковую.

В конце XIV века на холме возвели храм святого Владимира, позже ставший Никольской церковью. Чуть ниже Александр Жилярди построил круглую Успенскую церковь, ставшую фамильной усыпальницей семейства Орловых-Давыдовых. Дело в том, что усопший граф Владимир Григорьевич не оставил потомков мужского рода и фамилия перешла к его внуку Владимиру Петровичу Давыдову; но для этого понадобилось «высочайшее утверждение мнения Государственного Совета», которое состоялось в 1856 году. Усыпальница схоронила останки всех пятерых знаменитых братьев Орловых. Вначале их упокоили в Юрьевском монастыре, затем перевезли в Семеновское. Забегая вперед, отмечу, что после революции семеновские жители надругались над усыпальницей, разбили надгробья и извлекли прах в надежде поживиться драгоценностями и регалиями. Неизвестно, было ли что найдено, но прах сожгли. Как тут не задуматься над пожеланием «Мир его праху»… Не всегда, выходит, сбывается. Обломки плит я видел как в самой усыпальнице, так и вблизи её. Интересно, что на кладбище рядом с Никольской церковью отлично сохранилась большая мраморная плита на могиле крепостной крестьянки. Увы, не записал вовремя её имени, а теперь есть ли плита – не знаю. Вот уж это никуда не годное «не любопытство»! Последним хозяином «Отрады» был граф Владимир Анатольевич Орлов-Давыдов, холостяк, не очень здоровый человек. Его опекал брат Александр Анатольевич с супругой Марией Михайловной. Последней из графинь к началу революции оставалась Мария Владимировна, впоследствии широко известная игуменья Магдалина из монастыря в Добрынихе. Надо сказать, что Орловы-Давыдовы всегда были склонны к благотворительности: на их средства были построены многие здания в Семеновском, в том числе двухэтажное здание сельской больницы, по-моему, не подвергавшееся капитальному ремонту с царских времен. Рядом с больницей в обширных помещениях каретного сарая в 1973 году размещался детский сад. В 1891 году в Семеновское приезжал в коляске А.П.Чехов в качестве члена комитета по борьбе с последствиями голода и холеры в Серпуховском уезде. Просил денег. Графиня Мария Владимировна приняла писателя без особого пиетета, в бриллиантах – так мне рассказывали – и в деньгах отказала решительно. Считала, что она сама способна внести вклад в решение вопросов. Расстроенный писатель уехал в Мелихово восвояси. Мой рассказчик назвал её «хромоножкой» – позже я выяснил, что у графини была травма бедра, которую так и не удалось залечить. Ей предстояла еще очень длинная и полная различных испытаний жизнь. На принадлежащих семье землях она основала христианскую общину в Добрыниховской пустыни, куда была привезена из Афона икона Божьей матери «Отрада и Утешение». Чувствуете пересечение имен? Не хочется перечислять всех безобразий, сотворенных советской властью с обителью в Добрынихе – никого этим уже не удивишь – но она приютила графиню до её кончины в 1931 году.

Из видных русских литераторов «Отраду» посещали А.Т.Болотов, Ф.И.Тютчев; библиотека «Отрады» и художественная коллекция Орловых – Давыдовых была одной их богатейших в Подмосковье, славившимся усадьбами российского дворянства.

Но пришел революционный 1917 год и усадьба стала народным достоянием. Со всеми вытекающими отсюда последствиями

А последствия были таковы: сразу после 17-го года – музей дворцового быта, с 18 по 20 – детский дом имени Карла Маркса, затем техникум, школа крестьянской молодежи; в начале 40-х годов здесь разместилась Первая Московская школа НКВД.

Ещё до того момента, когда потолочные росписи работы К. Брюллова стали закрашивать меловой побелкой, в «Отраду» наведался И.А.Бунин:

«И вот я входил в огромные каменные ворота, на которых лежат два презрительно-дремотных льва и уже густо растет что-то дикое, настоящая трава забвения, и чаще всего направлялся прямо во дворец, в вестибюле которого весь день сидел в старинном атласном кресле, с короткой винтовкой на коленях, однорукий китаец, так как дворец есть, видите ли, теперь музей, „народное достояние“, и должен быть под стражей».