Анна Всеволодова - Воспоминания Дитрихманна. «В сем умереть готов». Письма Джона Белла, шотландца, исполняющего должность врача при русском посольстве в Персию, прежде неизданные (сборник)

– Вы не так глупы, как я полагал прежде, но мое мнение о ваших способностях стало бы выше, если бы вы сумели не обнаружить своих мыслей. Что бы сталось с вами, если бы Бакстон не осведомлял меня о вашей непричастности к бунту?

– Ваша светлость, я был к нему непричастен только по причине моего неведения, или ежели такое объяснение вам приятнее будет, по причине недостатка тех способностей, о которых вы упомянули.

– Зачем вы это говорите?

– Говорить правду – моя несчастная слабость.

– Иногда вы очень счастливо избавляетесь от этой вашей слабости, как было в деле с Бакстоном.

Я промолчал. Мысль о том, что лорд N желает узнать все мои душевные свойства, в то же время презирая их, мотивы всех моих поступков – не доверяя их благонамеренности, делало эту беседу для меня отвратительной.

– Вы не так просты, как хотите показать. Но раз вы желаете играть роль человека чести, каковых, говоря прямо, Природе угодно было произвести только при помощи пера стихотворцев, а не в виде натуры, я тоже открою вам кое-что. Я собирался приготовить вам сюрпризу, но вы так увлекли меня вашей игрою, что не стану ждать утра и готов сообщить уже теперь – завтра в то время, как мы будем следовать прежним курсам, леди N отправиться вместе с встреченным нами конвоем в Ливерпуль.

Капитан выдержал паузу, стараясь заметить эффект, произведенный этим известием. Видимо он счел свои наблюдения неудовлетворительными, потому что добавил с улыбкой, выражение которой я не смогу передать:

– Леди N не увидит больше ни сэра Эдгара, ни вас, ни Берендорфа. Она должна будет узнать об этом перед самым отправлением и проститься с сыном здесь, на этой палубе.

Как ни старался я быть достойным противником своему собеседнику, я чувствовал, что силы мои на исходе и вынужден был обнаружить это печальное обстоятельство вопросом, не имеет ли его светлость ко мне каких-нибудь приказаний.

– Вам торопиться закончить наш разговор? Можете отдыхать. Какие приказания могут быть на чужом корабле? Подождите до следующей весны. Тогда мы покинем форт с новым конвоем, на новом корабле и с новой командой, но капитан и мичман останутся прежними и частенько будут вспоминать свое первое совместное плавание. Ведь вы не откажитесь иногда поболтать со своим капитаном?

– Вероятно, не откажусь, ваша светлость.

– Что значит «вероятно»?

– Только то, что строить далекие планы дело неблагодарное, иногда они не желают сбываться.

Лорд N внимательно посмотрел на меня, как бы желая понять имею я в виду произошедшие события, или намекаю на будущие, и отпустил, ничего больше не сказав.

Я спустился в интрюм, зловонный и весь заваленный телами больных и умирающих, чтобы, как часто я это делал, опуститься на пол рядом с Берендорфом и взять его пылающую руку в свои. Против обыкновения командор узнал меня и слабо пожал мои пальцы.

– Благодарение Богу, вам лучше, сэр, – воскликнул я.

– Ненадолго, – отвечал командор и попросил воды.

Исполнив его желание, я опять занял свое место и спросил не могу ли я еще что-нибудь сделать для своего капитана.

– Уже ничего, – проговорил Берендорф, – но я могу еще кое-что сделать для вас! Я расскажу вам о некоторых обстоятельствах, которые могут казаться вам темными. Но времени и сил у меня не много. Перед тем как вы пришли я видел адмирала. Он умер от такой же раны, что и моя. Что должно означать совпадение я не могу придумать, но точно знаю, что буду скоро вместе с моим капитаном. Вы, конечно, заметили, что перед тем, как нас настиг испанец, леди N отдала мне письмо. Вы так пристально смотрели на него, что наверняка разглядели мою печать и хотели бы узнать, что это за послание и почему я было бросил его за борт.

– Я не так уж любопытен, сэр, – отвечал я не совсем искренне.

– Помните, как сильно вы были больны, когда «Эдгар» отошел от Тенерифе? Вскоре после того, я сидел в своей каюте и писал письмо супруге, когда ко мне вошла леди N. Прежде чем я успел встать, чтобы приветствовать ее, она, подойдя к креслу опустилась на колени и положила свою руку сверху моей, совершенно так же, как нередко становилась перед отцом.

– Я пришла к вам как просительница, сэр, – проговорила она, – помня, что вы всегда были мне добрым покровителем. Нет, я буду говорить с вами так, как говорила бы с моим родным отцом – вашим другом, – добавила она тоном, не допускающим противоречия, когда я хотел усадить ее в кресло, напротив.

– Хорошо, раз вам этого хочется, дорогая Элизабет, – отвечал я, – скажите мне, каким образом я могу услужить вам, потому что с тех пор как вы стали супругой лорда N, скорее я сам нуждаюсь в вашем покровительстве, и теряюсь в догадках, как могу оказать вам какое-нибудь благо.