Анна Всеволодова - Воспоминания Дитрихманна. «В сем умереть готов». Письма Джона Белла, шотландца, исполняющего должность врача при русском посольстве в Персию, прежде неизданные (сборник)

«Взгляните сюда, мичман, – подозвал Беренсдорф моего друга, протягивая ему подзорную трубу, – запомните навсегда эту полоску бледно зеленого цвета впереди. Вы полагаете, конечно, что видите перед собой волны морские, которые изменили обычную свою окраску, благодаря какому-нибудь течению в своих глубинах. Так думали многие и нашли свою смерть в зыбучих песках «пожирателя кораблей». Это истинное название земли, которая лежит перед нами. Сейчас мы ляжем в дрейф, прежде чем вы совершенно убедитесь, что перед вами действительно земля, и прежде чем попадете в опасные водовороты ее окружающие. Слышали вы когда-нибудь об экспедиции Гилборта? Его корабль «Восторг», а он вполне оправдывал свое имя, разбился налетев на эти пески, когда шел круто к ветру».

В это время ко мне подошел один из наших лейтенантов и передал приказ капитана взять Бакстона и двух матросов, чтобы отправиться на Сейбл и постараться настрелять какой-нибудь дичи.

– Остров представляет собой только песчаные дюны, поросшие кустарниками, и на нем никого не найти кроме тюленей да куликов, и то не в такое жаркое время. Хорошо ли вы поняли капитана? – спросил Берендорф, глядя на лейтенанта с неудовольствием, которого причины мой друг не мог понять.

– Это точно приказ капитана, сыр – отвечал лейтенант.

– Тогда я приказываю вам, мичман, взять с собой четвертым вашим спутником Уолтора.

– Простите, сэр, но капитан приказал отправить на остров только троих человек под командой мичмана, – снова возразил лейтенант, – Если обратно шлюпка пойдет нагруженная тюленьими тушками, груз и так станет слишком велик для нее.

Друг мой заметил, как Беренсдорф закусил губы и с досадой отворотился от посланника своего командира.

Шлюпка наша еще не прислонилась к берегу, как я разгадал причину беспокойства Берендорфа и все коварство капитана, – рассказывал мой друг, – ограничивать мой выбор матросов не было заведенным порядком на военном корабле, и обстоятельство это заставило меня призадуматься. Для чего иного капитан навязал мне в спутники Бакстона, как не для каких-то своих целей, не имевших касательства к нашей жалкой охоте?

К тому времени, как я выпрыгнул на прибрежный песок, ответ на этот вопрос был мне ясен со всей очевидностью, которой я ужасался, ибо как вы помните, не отличался храбростью и силами в сравнении со своим грузным противником.

Я назначил час сбора на месте высадки и, с особой тщательностью зарядив ружье, ринулся через заросли шиповника, росшего повсюду в изобилии, и в иное время привлекшего бы мои взоры своим очарованием, прочь от своего страшного спутника. Ни о каком выслеживании дичи я не помышлял. Сам чувствуя себя таковой, я заботился только о том, чтобы не быть застигнутым врасплох и сбить со следа Бакстона. Долгое время мне это удавалось, и я уже стал надеяться, что избежал западни и подбираться к месту сбора, когда столкнулся с тем, кого так опасался. От моего внимания не укрылось, что преследователь мой едва переводил дыхание после беготни по песку, которую пришлось ему выдержать в течении нескольких часов охоты на такую проворную дичь, какой я являлся. Это настолько ободрило меня, что я выдержал его дерзкий взгляд и прямо спросил, чего ему от меня нужно.

– Вашей крови, сэр, – отвечал Бакстон без всяких предисловий.

– Она принадлежит королю, – возразил я, стараясь сохранить холоднокровие.

– Капитану лучше известна воля короля, сэр, – насмешливо отвечал мне Бакстон, – вам больше не уйти от поединка, как бы вы не старались.

– Я не собираюсь уклоняться от него, – воскликнул я, оскорбленный этими словами очень глубоко, – но, капитан, если только он действительно послал вас с этой целью, должен был сам вызвать меня, а не поручать своего дела наемнику!

– Это было бы уже слишком много чести для иностранца, – отвечал Бакстон.

Если он стремился пробудить во мне гнев, то теперь он вполне в том успел.

Зной и жара стояли нестерпимые и небывалые для этих широт. Мы сняли мундиры и вооружились кортиками, так как мичманы, еще не носили шпаги, а Бакстон, разумеется также ее никогда не имел. Сначала мне удавалось увертываться и отбиваться, держа Бакстона на расстоянии, не позволяющем обрушиться на меня всею тяжестью. Но как я не старался, я не мог противостоять своему опытному противнику и очень скоро оказался загнанным в заросли густых кустарников, в которых не оставалось никакой возможности для бросков в стороны. В отчаянье предпринял я дерзкий выпад, пытаясь пробить себе путь к отступлению, но так неудачно, что мой клинок оказался выбит из рук и отброшен в сторону. Противник мой нисколько этим не удовольствовавшись, ринулся на меня как вепрь. Я уже не помышлял о спасении и старался только не выдать своего страха перед безжалостным убийцей, когда тот споткнулся, пытаясь преодолеть сопротивление колючих веток, в которых мы очутились. Я тотчас воспользовался мигом его замешательства и бросился к тому месту, где мы сложили наши ружья. Прямо за спиной я слышал тяжелое дыхание Бакстона, но на бегу я был гораздо легче и полгал себя уже вне опасности, когда свист рассекаемого лезвием воздуха заставил меня прыгнуть в сторону. Увы, я оказался недостаточно проворен, и клинок полоснул меня по ноге, глубоко разрезав от колена до щиколотки. В следующую минуту Бакстон уже стоял передо мной и готовился атаковать при помощи увесистого своего кулака.