Борис Сафин - Рязанский сказ. От Мурома до Рязани

– Не морочь детям головы! – выглянула из кухни баба Катя, – Из всякой чепухи тайну делаешь. Тетрадка там гнилая! Выбрось на помойку, всякую гадость в дом тащишь. Давайте уже чай пить. Стынет!

– Вот умеете вы, бабы, секреты наперед выдавать! Я же просил? – дед укоризненно посмотрел на Катерину, – Я же просил из кухни нос не высовывать, пока не позову.

Дети придвинулись ближе к свертку. Даже Яночка оторвалась от своего смартфона и с любопытством, посмотрела на сверток.

– Дед! А может там деньги, или монеты старинные, между листками спрятаны? – Яна совсем потеряла интерес к своему телефону и протянула руку к свертку, – Давайте клад сдадим и купим новую машину.

– Чего это тебе наша старая «шестерка» не нравится? – Славику, наконец, предоставилась возможность вступить в разговор, – У нас машина зверь! Покатаемся еще.

– Если это школьная тетрадка, то ничего интересного там не может быть, – Настя всегда удивляла своей логикой и убежденностью, – Если это дневник, то есть вероятность, что будет намек на клад. Ну, а если это амбарная книга, то пора пить чай.

– Дед! Давай открывай уже, – Яна умоляюще посмотрела на мать и тетю Олю, – Ну скажите ему! Баб! Скажи деду.

– Ладно, ваша взяла, – дед осторожно развернул тряпку и сдвинул на стол толстую тетрадь с пожелтевшими от влаги, склеенными от времени и обугленными от пламени листами, – Я не знаю, что с этим делать. Если тронуть листы, то они осыпятся, как осенний листопад. И мы ничего не сможем прочитать.

– А ничего трогать и не нужно – Ольга оживилась – У меня есть знакомая в лаборатории, которая занимается реставрацией и восстановлением старых документов. Я Вере Сергеевне покажу эту тетрадь, и она скажет как специалист, что с этим можно сделать.

На этом и решили. Попили чайку с плюшками, которые привезла Наташа (зря, что ли кулинар) и разъехались по домам…

…Вера Сергеевна развернув сверток, принесенный Ольгой, взмахнула руками.

– Кто же так хранит документы? Руки бы оторвала этому извергу! Это же надо так издеваться над документами! – Вера Сергеевна еще долго ходила вокруг тетради, грозя кому-то в окно.

– Вы меня не поняли, Вера Сергеевна, – Ольга пыталась успокоить сотрудницу, – Эту тетрадь дед выкопал на огороде. На месте, где когда-то был пожар, а потом наводнение. Я тоже удивляюсь: «Как это еще совсем не сгнили и не распались листы». Я хотела бы попросить Вас извлечь хоть какую – то информацию. Может это будет полезно и нашему архиву.

– Олечка! Ты же знаешь, какая нагрузка на наш отдел? Мы часть документов даже в Москву отправляем. И реагенты, без регистрации документов, я не имею права расходовать. Судя по состоянию тетради, придется, ещё как повозиться. Ладно. Я попробую. Только это может занять много времени. Может быть год. А может и два.

– Хоть три, если надо. Я на семейном совете пообещала, что постараюсь сделать все возможное. Вера Сергеевна, не беспокойтесь, все расходы я беру на себя. Вы только скажите, что надо.

– Давай так, Олечка, договоримся. Я попробую восстановить первые два – три листа, чтобы определить ценность документа и возможность дальнейших действий, а вы сами потом решите; продолжать расшифровку или отправить тетрадь на помойку. Такое тоже, к сожалению, бывает в нашей практике.

Когда Ольга ушла, Вера Сергеевна поместила тетрадь в аппарат и включила подсветку. Сквозь желтые пятна проступили еле – еле заметные буквы и цифры: « Муромь , лета 1875 ». «Достаточно старинная» – стараясь подавить, вдруг возникшее волнение, Вера Сергеевна, медленно водила лучом по обложке. «А это что?» – На экране, склоненной вправо вязью, темнело: « Георгий МусатовЪ ». «Где – то я уже встречала эту фамилию? Совсем недавно. Так, в мае мы восстанавливали записку купца Зворыкина из Мурома. Точно! Там было упоминание о купце Мусатове, что-то насчет дома. Это уже интересно».

Вера Сергеевна любила смотреть на старинные документы. Воображение, среди скупых строк, рисовало перед ней образы давно ушедших судеб. Они оживали, начинали жить своей неведомой жизнью. Радовались, огорчались, делили между собой имущество, любили, воевали. Иногда, она даже одергивала себя, чувствуя, что начинает разговаривать с этими людьми, выплывающими из задворок ушедших лет…

…Дед Борис, уже лет пять, как на пенсии, но привыкнуть не смог. «Ну, какой из меня дед? На мне еще воду можно возить – не перевозить!» И, когда позвонил Виталий Алексеевич Будкин, директор проектного института с последней работы, и предложил выйти на прежнюю работу, то Борис с радостью согласился: «Лишняя копейка не помешает! Раз в неделю побегать, косточкам не помеха. Да и хозяйству не повредит». А хозяйство у деда богатое! Два десятка курочек, да десяток перепёлочек. Так бы и сидел возле них, любовался. Для села оно, конечно маловато, а для города самый раз. Особенно перепела! Зайдешь в птичник, а они повыскакивают со своих углов, и давай носится по клетке. Верещат, радуются! На руки, на плечи запрыгивают, в глаза заглядывают: «А что там дед принес, чем будет угощать?».