Дмитрий Володихин - Иван Грозный - Бич Божий

Для мальчика период приблизительно в шесть или семь лет стал самым черным, самым горьким во всей биографии. Между 1538 и концом 1543 г. в Московском государстве настала пора «Шуйского царства». А для мощного клана аристократов юный государь был всего-навсего пешкой в большой игре. Позднее сам Иван IV будет с горечью вспоминать о годах заговоров: «…когда по божьей воле, сменив порфиру на монашескую рясу, наш отец, великий государь Василий, оставил это бренное земное царство и вступил на вечные времена в царство небесное, предстоять перед царем царей и господином государей, мы остались с родным братом, святопочившим Георгием. Мне было три года, брату же моему год, а мать наша, благочестивая царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь: со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников, пришлось претерпеть разные невзгоды и печали… [27] Иван Васильевич называет людей, переметнувшихся на сторону врагов Московского государства – кн. Семена Федоровича Бельского, Ивана Васильевича Ляцкого и большого дьяка Псковского Радиона. . Потом изменники подняли против нас нашего дядю, князя Андрея Ивановича, и с этими изменниками он пошел было к Новгороду… а от нас в это время отложились и присоединились к дяде нашему, к князю Андрею, многие бояре во главе с твоим родичем… Но с Божьей помощью этот заговор не осуществился…» Но худшие воспоминания остались у Ивана Васильевича именно от периода, начавшегося после смерти Елены Глинской: «Было мне в это время восемь лет; и так подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас же, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились при этом друг с другом. И чего только они не натворили! Дворы, и села, и имущества наших дядей взяли себе и водворились в них. И сокровища матери моей перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и тыча палками, а остальное разделили… Так вот князья Василий и Иван Шуйские самовольно навязались мне в опекуны и так воцарились; тех же, кто более всех изменял отцу нашему и матери нашей, выпустили из заточения и приблизили к себе. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея, и на этом дворе его люди, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, схватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при отце нашем и при нас, и, опозорив его, убили; и князя Ивана Федоровича Бельского и многих других заточили в разные места; и на церковь руку подняли: свергнув с престола митрополита Даниила, послали его в заточение; и так осуществили все свои замыслы, и сами стали царствовать. Нас же, с единородным братом моим, святопочившим в боге Георгием, начали воспитывать как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений и в одежде, и в пище. Ни в чем нам воли не было, но все делали не по своей воле и не так, как обычно поступают дети. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас не взглянет – ни как родитель, ни как опекун и уж совсем ни как раб на господ… Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать мне о доставшейся родительской казне?» [28] Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI в. М., 1986. С. 43, 45. . Любопытно, что итальянский архитектор Петр Фрязин в 1538/39 г. бежал за рубеж от «великого насилия» бояр, а бегство свое оправдывал состоянием страны, емко переданным в одной фразе: «мятеж и безгосударьство» [29] Акты исторические. СПб., 1841. Т. I. С. 203. . Это подтверждает слова государя, а также свидетельства ряда других источников.

После этих строк кажется одновременно и абсолютно верным, и невероятно лукавым замечание князя А.М. Курбского о воспитании великого князя и его поведении в годы, когда господство Шуйских пошатнулось: «…юный, воспитанный без отца в скверных страстях и самоволии, крайне жестокий, напившийся уже всякой крови – не только животных, но и людей» [30] Курбский А.М. История о великом князе Московском // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI в. М., 1986. С. 227. . А кто воспитывал его так? Все та же служилая аристократия, не очень желавшая служить [31] См. Главу III подробнее о службе знати после смерти Василия III. , но страстно мечтавшая править.