Иван Шмелев - История села Мотовилово. Тетрадь № 3

Однажды он со всей серьёзностью уверял соседей-мужиков, что он видел одно похожее очертаниями калоши облако, которое дважды проплыло над селом. С вечера оно, по его утверждению, ушло по направлению к Волчихе, а утром снова показалось над Мотовиловом (потому что ветер повернул) и стало удаляться за Веригино. Мужики, было, не верили, смеялись, шутили, но спорить с Яковом Спиридоновичем бесполезно, он безотступно утверждал, что это бело точно, «хоть проверь».

Во время дежурств, находясь в одиночестве, он так же занимался изучением полёта мух, которых в помещении сельсовета было достаточное количество, которых он почти всех знал в лицо. С дежурства он шел по дороге улицы, степенно, не торопясь. В правой руке у него всегда его спутница, загнутая деревянная клюшка, а левой он слегка деловито размахивал. Издали можно подумать, что он рассеивает просо.

Со встречными он с почтенным приклоном степенно здоровался, а иногда ничто ни про что на дороге внезапно останавливался, в полголоса выкрикивал «Извиняюсь!», хотя перед ним никого не было и извиняться было не перед кем.

Спал он преимущественно днем. В просоньи, как лунатик, бормотал несвитницу. Иногда просыпался, босиком выходил на двор, оставляя на побелевшем сенном полу (если это было зимой) свои следы-проталины. Полусонный возвращался в избу и снова заваливался на разостланную на кутнике ватолу, одевшись бабьей овчинной шубой, вскоре снова засыпал богатырским сном. Во всю избу разбрызгивал свой клокочущий храп, издавая звуки, словно он пьет сырые яйца. Иногда казалось, что он во сне изучает азбуку, и у него никак не ладится дело с буквой «к», которую он повторял раз по ста. Случалось, и такое, что во время сна он, тупо шлепая губами, отдувался, словно дул на чрезмерно горячую пищу.

Когда он, выспавшись, окончательно просыпался, его домашние шутили над ним: какой сон видел, сколько раз на двор сходил и прочее. Он отговаривался и утверждал, что ничего не помнит, а если его донимали расспросами, то он ругался:

– Да перестаньте, чтоб вас разорвало!

За ним водились причуды и странности. Как-то его сосед, живший через один дом, Осип Батманов похвалился, что во время потрошения заколотой курицы он обнаружил в зобу у нее пятирублёвый золотой. Это Якова сильно заинтересовало, и он, решив разбогатеть, придя домой, переколол всех имеющихся в их хозяйстве кур и петуха не пожалел. Кстати, жены его, Феоктиньи, дома не было. К великому его удивлению, он не обнаружил в зобах у кур не только золотых, но там не казалось даже медяков. А одна курица (по его рассказам) после того, как он ей отрубил голову, так сильно затрепыхалась, что нечаянно взметнулась на сушила, угодила в гнездо и снесла, с испугу, сразу два яйца. Пришедши домой, Феоктинья сразу же обнаружила бессмысленные проделки мужа, беспощадно отчитала его за нерадение к своему хозяйству, за урон. Он же, чувствуя себя безмерно виноватым, молчал.

В молодости Яков также проявлял свое чудачество и ухарство. Желая легко заработать деньги и разбогатеть, подстрекаемый парнями-товарищами, он на спор, один, без боязни в ночное время ходил в поле на большую дорогу целовать верстовой столб. За это получал полтинник.

Во время прохождения военной службы он также не оставлял своего чудачества: как-то спросил его взводный командир:

– Ты что, Забродин, фуражку-то носишь не по-военному, набекрень?

– А мне ее на голову так надел старшина. Я уж поправлять не стану, чтоб не нарушить устава.

А однажды его спросил старшина:

– Забродин, ты что не побреешься, вишь, какую бороду-то отрастил!

Яков деловито провёл ладонью по выросшей щетине, невозмущенно со свойственной ему хладнокровностью, оправдываясь, ответил:

– Да она только сейчас выросла, утром щупал я её, не было!

Во время занятия строевой подготовкой взвод отрабатывал разнообразные приёмы строевого шага. Солдаты ходили и бегали до условленного куста туда и обратно.

Взводный офицер скомандовал:

– Взвод, бегом марш!

Выполняя команду, все послушно побежали, а Забродин остался на месте. Командир недоуменно спросил его:

– А ты что, Забродин, не бежишь?

– А зачем я побегу? Я знаю, что они сейчас обратно сюда прибегут. Так зачем понапрасну туда-сюда бегать, сапоги казенные портить! – невозмущенно и спокойно ответил он.

Жена его, Феоктинья, живя с ним, примирилась с его чудачеством и закомуристыми вычурами, и он ее уважал, не бивал. Разве, когда только под пьяную руку, если чем досадит, он решал ее проучить. Но ввиду того, что Феоктинья была саженого росту, а он низкорослый, и чтоб достать кулаком до ее лица, он подставлял табуретку. Она же покорно стояла и ждала удара, не смея сойти с места, дабы не рассердить вдвойне мужа. Нанося, в таких случаях, побои он нараспев приговаривал: «А жена, да убойся своего мужа!»