Пока Святой вспоминал все это, сидя в промозглом окопе, вернулся Прист. Начитанный здоровяк и острослов из Подмосковья был угрюмым и рассеянным молча устроился на свое место и затих.
– Ну? – не выдержал Николаев.
– Умер. До медиков донесли. Они успели только еще один промедол вколоть и начали раздевать. Он застонал и… Всё. Вот у меня его часы остались. Выживу – отвезу его матери в Тверь. Пусть будет память о сыне.
– Вот, блин. Значит, не он смерти искал, а она его нашла, – пробормотал Святой.
– Чего?
– Да так.
Разведчики надолго замолчали, и, как будто дослушав их до конца, с неба тихо сыпанул густой, разлапистый, мокрый снег. Он быстро и бесшумно покрывал голые, мокрые ветви деревьев, черную, прошлогоднюю траву, головы и плечи бойцов.
– Черт бы побрал эту слякоть, – прервал затянувшееся молчание Прист, кутаясь в бушлат и поправляя под собой кучу сломанных веток, которые составляли прослойку между землей и телом.
– Через полчаса должна быть смена.
– Димку жалко. Опытный же был пацан, черт его дернул закурить.
– Да, четко, гады, сработали – по вспышке.
– Наверняка и нас сейчас пасут.
Помолчали, вглядываясь в зловещую, враждебную и мокрую темень.
– Жрать охота, – обращаясь сам к себе пробубнил Прист.
– Понятно. За день столько отмахали. Да и холод собачий, – поеживаясь, согласился Святой, потом помолчал и добавил, – Старшина сегодня вечером заявил, что у него уже и хлеб кончился. Завтра выдаст, как и сегодня, по две банки кильки в сутки на человека, но теперь уже без хлеба.
– Ух, сволочи! – злобно процедил Прист, – я эту кильку в томате и на гражданке никогда не ел. Разве только на закусон с мужиками, с получки. Теперь точно – если жив останусь, то до конца дней моих скорбных, она мне в рот не полезет.
– Слушай, Святой, – немного помолчав, предложил Прист вполголоса, – куда они нашу тушенку девают? Понятно, говяжью можно чичикам продать, но ведь свинину они не едят.
– Спроси, чего полегче. Сегодня встретил земляка из пехоты. Патроны у меня попросил. Дал ему несколько пачек и пару РГДешек. Слава богу, этого добра у нас в разведке хватает.
Прист неопределенно хмыкнул, то ли, соглашаясь, то ли осуждая кого. Потом, положил руку на живот и проговорил:
– Не знаю, кто как, а я на этой кильке еще дня два выдержу, не больше. Потом.… Потом не знаю.
– Потом старшину съедим.
– Не буду. В нем говна много.
Старшина в роте пользовался стойкой непопулярностью за свою заносчивую спесь, лень и открытую трусость. Когда Николаев уловил момент и, невзирая на субординацию, с откровенным презрением высказал все это прапорщику, тот нисколько не смутился и с подленькой улыбочкой заявил, что ему осталось несколько недель командировки, и он хочет попасть домой живым. «И богатым?» – глядя ему в глаза, добавил Святой. Старшина ничего не ответил, только злобно сверкнул глазами, круто развернулся и пошел к своим ящикам.
Размышления прервали пришедшие Костик и Макс. Святой думал – на смену, оказалось, нет.
– Мы на усиление, по радио передали, что возможно движение духов в нашем направлении. Так что до утра вся рота находиться в окопах, – рассказал Макс, потом весело добавил, – Мы вам еще по одному одеялу притащили.
Николаев только чертыхнулся негромко и, устраивая под себя второе одеяло, спросил:
– Курить хоть есть?
– Есть-то, есть, но ты что, хочешь за Десантом пойти? Тогда знай, что я тебя, дурака, к медикам тащить не буду.
– Не боись. Давай две плащ-палатки и по-одному на дне окопчика попыхтим, хоть согреемся.
– Давай попробуем, – нехотя согласился Макс, – раз жрать нечего, то хоть «курятиной» будем питаться.
Снег все валил и валил. Земля стала белой, лишь кое-где выступали из чистого и пушистого снега темные пятна пней и кустов.
Только утром, когда окончательно рассвело, солдаты получили возможность хоть как-то согреться у чахлого, еле живого, костерка из промокших сучьев. Да неунывающий Леха Швец сделал горячий чай из веточек вишни. Для усталых, голодных, промокших и продрогших солдат этот напиток вкуснее божественного нектара.
Часов в 10 получен приказ выдвигаться обратно. Ревущая и лязгающая колонна бронетехники начала выстраиваться на дороге походным порядком. Разведчики, оставив на месте гибели Димки наспех сделанный крест и, заминировав его, уже двигались вперед. Они шли в 100—150 метрах с двух сторон от дороги. По весеннему лесу, по чавкающему снегу и холодным лужам. Мечтающие вдоволь поесть и согреться, они прекрасно понимали, что сейчас от их выносливости и умения зависит безопасность движущейся колонны.
Читать дальше