Юлия Чернова - Пятый легион Жаворонка

Часовые у ступеней застыли изваяниями. Начищенные шлемы отражали солнечные лучи. Стража сменялась каждые два часа, но Фуск знал, что еще до истечения этого срока изваяния начнут покачиваться.

Центурией, несшей стражу на Палатине, командовал Марк Веттий. В преторианскую гвардию он был переведен из британских легионов, где отслужил девять лет, и в гвардии за последний год дважды получал повышение. Фуск ценил его тем более, что знал, как редки командиры подобного типа: они правят не лозой и не лестью, зато и повинуются им не из страха наказания и не из жажды почестей.

– Марк, переведи часовых в тень.

Центурион улыбнулся одними глазами – вероятно, хотел обратиться именно с этой просьбой.

Цепочка сверкающих щитов и доспехов осталась позади. Фуск позволил себе чуть замедлить шаг. По мановению руки отстал, скрылся в отведенном помещении конвой. Облаченные в белое императорские рабы низко склоняли головы, приветствуя человека с серебряным мечом на перевязи, Луция Корнелия Фуска, префекта преторианцев. Не меньшую любезность проявляли и сенаторы. Поневоле станешь вежлив с тем, у кого под рукой девять тысяч отборных солдат.

Фуск приближался к личным покоям императора. В жару Домициан обыкновенно не покидал опочивальни, проводя день в сладкой истоме, и лишь вечером совершал прогулку по саду. Придворные острословы изощрялись на этот счет. Так, Вибий Крисп осмелился утверждать, будто божественный Цезарь заполняет день тем, что ловит мух и протыкает их острым грифелем. Понятно, навету никто не верил, но все смеялись.

В крытой галерее, окружавшей внутренний двор, собрались придворные. Ожидали выхода императора, узнавали последние новости, пересказывали самые нелепые сплетни. На фоне серебристой зелени, золотистого мрамора пестрели разноцветные одеяния.

Фуск снял шлем. Светлые волосы заблестели под солнцем.

– А, благородный Фуск, – сенатор, дважды консул Квинт Вибий Крисп – высокий, седой, надменный – медленно поднял веки. Его можно было бы принять за ревнителя старины, этакого Катона Утического, воспевающего нравы предков вопреки нынешней распущенности, если не знать, что невероятное состояние в триста миллионов сестерциев он нажил доносами. – Явился приветствовать императора?

– Да, Квинт. Не знаешь, Цезарь один?

– Один. Нет даже мухи, – откликнулся Крисп, и глаза его блеснули.

В толпе послышались смешки. Фуску, чтобы сохранить серьезность, пришлось прикусить губы.

Марк Аквилий Регул обратил к префекту бледное до желтизны лицо. Регул слыл выдающимся оратором, и своим ядовитым красноречием погубил немало людей.

– Известно ли тебе, префект, чем вызвано столь внезапное возвращение императора в Рим?

Придворные вытянули шеи, прислушиваясь к разговору.

– Полагаю, Марк, могла быть только одна причина, – Корнелий Фуск выждал, пока вокруг стихнет шум разговоров. – Забота о благе подданных.

По толпе плеснуло смешком, но догадаться, кто веселился, не было никакой возможности, все лица выражали почтительность пополам с благоговением.

– Думаешь, прежде, проводя время в уединении, император плохо заботился о своем народе? – сухо осведомился Катулл Мессалин.

Фуск глянул в пустые глаза слепца.

– Кто мог вообразить такое? Не тот ли, кто сам таит подобные мысли?

Мессалин в замешательстве переложил трость из руки в руку. Регул усмехнулся. Юния, златоволосая красавица (злые языки шептались, что косы ее накладные), послала префекту призывный взгляд, оставшийся без ответа. Тогда, обнажив в улыбке мелкие зубки, она сказала громким шепотом, обращаясь к Бебию Массе.

– На днях я встретила Винию Руфину… Можешь представить, она была в некрашеной тунике и стоптанных туфлях… Я приняла ее за рабыню.

– Прошли те времена, когда отец ее хозяйничал на Палатине, – ответил Масса.

– Правда, на шее она до сих пор носит полмиллиона сестерциев, подаренных некогда Тигеллином. Говорят, не расстается с этим ожерельем, – Юния метнула взгляд на Фуска, изо всех сил старавшегося ничего не слышать. – Рассказывают, Тигеллин на пиру снял ожерелье со своей наложницы и надел Винии.

– Дочери консула, – подхватил Бебий Масса, – до чего мы дожили!

– Ну, отец ее был консулом всего-то пятнадцать дней.

– И ограбил Рим, как никому не снилось, – мечтательно заключил Бебий Масса.

Юния вновь бросила взгляд на деревянную спину префекта.

– Вероятно, император встревожен какими-то слухами? – негромко уронил Вибий Крисп.