Юлия Чернова - Пятый легион Жаворонка

– И все-таки – сколько? – допытывался Анций.

– Меньше, чем я трачу в день на содержание этого дома и рабов…

– И все-таки?

Виния закрыла глаза и назвала сумму.

– Я не понимаю, – прозвучал голос Анция. – Если ты столько тратишь ежедневно, то как еще не просишь подаяния у Капенских ворот?

Виния не стала спорить.

– А сколько поставил префект Фуск?

– Много больше. Он богат.

– Это он-то богат? – усмехнулся Анций. – Добрая половина Рима разбогатеет, когда он долги раздаст.

– Неважно.

– Конечно, – охотно согласился Анций. – Теперь, когда он префект преторианцев, это просто не может иметь значения.

– Я не то хотела сказать…

– Оставь, племянница. Твоя преданность бескорыстна, охотно верю.

Они помолчали.

– Но я не могла отказаться от пари, – принялась оправдываться Виния. – А на меньшую сумму и спорить неловко…

– С кем ты билась об заклад?

– С Гаем.

Табурет под Анцием заскрипел.

– Час от часу не легче. Римский претор! Я полагал, он достаточно взрослый, чтобы не поддаться дурному влиянию.

– Я должна была поддержать Меппа! – горячо воскликнула Виния. – Он клянется, что его никто не сумеет обойти. Мол, у него лучшая упряжка во всей империи. Я и сама так думаю. И вдруг он узнал бы, что я отказалась держать пари!

– Так Мепп бывает здесь?

– Каждое утро является меня приветствовать, как и положено доброму клиенту.

– В этом доме собирается все римское отребье, – заметил Анций. – Только гладиаторов не хватает для полного счета.

Виния прихлопнула рот ладошкой. На днях кто-то упрашивал ее пригласить бестиария Карпофора. Ах, да, Септимия, молодая жена дряхлого мужа. Ну, ни за что! Скорее она пригласит тигра или ягуара, из тех, что безжалостно убивает доблестный Карпофор.

– Мепп – отпущенник моего отца, – напомнила Виния.

«Ручаюсь, – говорил Тит Виний, покачивая огненной головой, – этот мальчишка возьмет все призы: и пальмовые ветви, и венки, и золото, если, конечно, прежде не свернет себе шею».

Снова воцарилось молчание. Наконец, Анций поднялся.

– Уже середина ночи. Я своей болтовней не даю тебе спать – тоже целитель нашелся.

Виния проводила дядю до порога, а затем на цыпочках вошла в комнату Панторпы.

– Она спит, госпожа, – послышался из темноты голос Намии, рабыни-эфиопки. – Благородный Анций велел дать ей вина с сонной травой. Она спит.

– Вот как? – Виния улыбнулась. – Хорошо.

Корнелий Фуск снял с ее плеч одну заботу, дядя Анций – другую. Виния легла и, несмотря на лихорадку, сумела уснуть.

Десять лет в легионах – шаг легок и тверд, подбитые гвоздями подошвы звонко стучат по мостовой. На левой руке – золотое запястье – почетное отличие за участие в Британской войне. На груди, под панцирем – длинный белый шрам. Да, Марк знает, что такое мечи варваров. Повидал он их горные убежища, повидал боевые колесницы: начинал службу не в столице, среди портиков и таверн – в знаменитом Четырнадцатом легионе, под командованием таких военачальников, как Юлий Фронтин и Юлий Агрикола. Был ранен, был награжден, дослужился до центуриона второй когорты, был замечен, переведен в преторианскую гвардию, и здесь получал повышения.

Десять лет службы за плечами. С восемнадцати лет в легионах. Алый султан на шлеме, привычная тяжесть доспехов.

Марк положил руку на меч: впереди, в проулке смутно шевелилась какая-то темная масса. Парис жил на Авентине. Не успел, или не хотел перебраться в богатый квартал. Марк усмехнулся, представив, как смотрелись на узких улочках Авентина роскошные носилки Домиции, если и впрямь Августа подарила актера вниманием. Или ей приходилось тунику рабыни надевать?

Марк помотал головой. Нет ему дела ни до Августы, ни до городских сплетен. Но если на мгновение позволить себе забыться… И вообразить некую знатную девушку в платье рабыни, спешащую на свидание с преторианцем…

Меч с легким свистом вылетел из ножен. Темная груда распалась на отдельные фигуры, послышался звон черепков, разбитый кувшин покатился под ноги Марку, расплескивая содержимое. В воздухе растекся кислый запах дешевого лигурийского вина. Темные фигуры забились в какие-то невидимые щели. Многолетний опыт подсказывал обитателям трущоб, что стук солдатских сапог да звон меча ничего доброго не сулят.

В левой руке Марк держал факел. Свет пробегал по стенам домов, наглухо запертым дверям и ставням лавок. Порой в щели пробивался ответный лучик, доносились звуки перебранки, а то и шум потасовки, детский плач. Громко хлопали двери таверн. Завсегдатаи удалялись нетвердой походкой, поддерживаемые женщинами в алых и лиловых одеяниях, иногда такими же пьяными, как они сами. Марк все время слышал шаги: то стремительные, то крадущиеся; но и встречные, и невольные попутчики одинаково избегали попадать в пятно света.