Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть первая. Том третий

– Когда ты подрастешь, мы обязательно съездим в Рудные горы. Побродим по лесу, послушаем птиц…., – Клара нарисовала Памину с золотыми, распущенными волосами. Она вытерла глаза:

– Адель раньше спрашивала, где отец, а теперь прекратила. Четыре года ребенку. Сабина тоже забудет о родителях… – девочки подружились. Сабина рассказывала Адели о котике, жившем у них дома:

– Ты счастливая, – услышала Клара тихий голос девочки, – счастливая, Адель. У тебя есть мамочка… – девчонки рисовали принцесс в коронах, мишек и зайчиков. Клара вспомнила:

– Господин Михал сказал, что у Сабины хорошие способности. Адель музыку любит, ей бы заниматься… – все надеялись, что Гитлердальше Судет не пойдет, однако люди понимали, что просто себя обманывают. У многих пражских евреев родственники жили в Британии, или Америке. В консульства стояли длинные, безнадежные очереди. Клара плотнее запахнула халат:

– Господин Судаков три десятка юношей и девушек увозит. Хотя бы кто-то визы получил… – у них родственников не было. Госпожа Эпштейнова качала головой:

– Не сиди здесь. Забирай Адель, уезжай, куда-нибудь. Тебе тридцать лет, ты молодая женщина… – мать осекалась, видя упрямые искры в глазах дочери.

Клара верила, что Людвиг жив.

Подойдя к этажерке, она провела рукой по переплетам книг: «Основы классического рисунка», «Геометрическое черчение», «Архитектурная графика». Муж преподавал черчение в Чешском Техническом Университете. Они познакомились восемь лет назад. После окончания академии художеств, Клара год провела в Париже, по стипендии. Она вернулась в Прагу с рисунками и акварелями. Девушка организовала, с приятелями, выставку. Клара, невольно, улыбнулась:

– Как Людвиг сказал? Я не ожидал среди экспрессионистов, увидеть художника, помнящего о перспективе… – медовый месяц они провели в Венеции:

– Мы старались не замечать фашистские флаги. Балкон выходил на Большой Канал. Я рисовала, каждое утро, Людвиг варил кофе… – на стене мастерской остался старый, прошлогодний календарь. Она рассматривала страницу с надписью: «Ноябрь», обведенные даты спектаклей, отметку в середине месяца: «Заказать столик в ресторане».

– Он уехал за две недели до дня рождения… – Клара опустилась на голые половицы, – сказал Адели, что привезет игрушки, из Лейпцига… – официально муж отправлялся за новыми немецкими изданиями, на книжную ярмарку. Клара просила его быть осторожным. Людвиг указал на пенсне:

– Кто меня заподозрит, милая? Я скромный преподаватель, немец… – чешские коммунисты, совместно с МОПР, собрали деньги для помощи семьям арестованных товарищей. В Лейпциге, под прикрытием ярмарки, проходил подпольный съезд партии. Людвиг вздохнул:

– Тельман в тюрьме, половина партии в лагерях, а половина в эмиграции. Но это мой долг, милая. В Пражском комитете, я один немец. Чехам в Германию ездить еще более опасно… – столик в ресторане, в Старом Городе, остался незанятым.

Она смотрела на календарь:

– Тридцать четыре ему исполнилось, на прошлой неделе, если он жив. Это предательство, нельзя, нельзя… – она отвела со щеки прядь кудрявых волос:

– Людвиг так делал. Он ждал меня, после репетиций, спектаклей, с цветами. Наклонялся, целовал меня в щеку. Я ему предлагала контрамарки, а он говорил, что занят. Он только после свадьбы признался, что ходил на галерку: «Не хотел, чтобы ты из-за меня бегала с бумажками. Я могу сам билет купить». Муж отлично рисовал, но называл себя техником:

– Я черчу, детали механизмов, – усмехался Людвиг, – нас таких тысячи, а ты одна.

– У него бы хорошо получилось, – Клара стояла над газовой плитой, – то, что господин Михал мне преподает. Даже лучше, чем у меня. Людвиг очень аккуратный. Был аккуратный… – стирая пыль в рабочем кабинете мужа, она старалась не смотреть на оставленный чертеж, на остро заточенные карандаши:

– Он точил, – Клара взялась за кофейник, – и всегда Адели давал несколько. Она сидела рядом, Людвиг ей на стул книги подкладывал. Она хотела тоже до стола доставать. Сидела, болтала ногами, точила карандаши… – старая, серебряная, тяжелая точилка перекочевала в детскую дочери:

– Адель ее забрала, – женщина разливала кофе, – в декабре. Она тогда в последний раз спросила: «Папа скоро приедет?». Больше не спрашивала… – остановившись перед спальней, женщина глубоко, тяжело вздохнула. Вскинув голову, Клара нажала на медную ручку.

Влажные, белые розы стояли в вазе, на камине, лепестки рассыпались по ковру. Клара вдохнула легкий запах табака. Присев на кровать, она заставила себя улыбнуться: