Валентина Спирина - Литературные страницы – 5. Группа ИСП ВКонтакте

Спиной ощущая ее присутствие, Асаф проводил молчаливого покупателя. Осторожно поставил на столик стакан с кофе.

Отвлекся на очередных покупателей, затем на следующих, и еще на одних. С удивлением обнаружил, что два часа пролетели, в сейфе уже плотная пачка выручки, а он еще готов горы местами поменять.

– Как ты то делаешь? – Лия, оказывается, уже вынырнула из своих рисунков и разглядывала Асафа, как будто впервые увидела.

– Что – это? – у нее светлые, прозрачные глаза. Как-то раньше не заметил, а сейчас увидел. Понимая, как глупо сидеть и разглядывать ее, включил кондиционер. Начал собирать и расставлять на полки баллоны с маслом.

– Ну, вот это все, что сейчас было. Все тебе начинают верить, покупают… Даже нет, не верить. Не так. – Она задумалась на мгновенье. Ему стало не по себе – что в нем, что с ним не так? – Они увлекаются. Ты их увлекаешь. Ты так любишь масло? Или продавать?

На самом деле он особо не задумывался, любит он масло или нет. Любит, наверное. Он же не стал летчиком на пассажирском лайнере, как отец. И торгует не серебром, или сумками, а именно маслом. И никогда не устает от множества запахов… а еще… Еще ему нравится, когда, перепробовав одно, другое, третье, наконец находится то, что открывает сердце, не дает сопротивляться, зажигает в глазах этот огонь удовольствия! Это самый лучший момент, если он случается – то человек возвращается в маленький отельный магазин у винтовой лестницы вновь и вновь. Потому что люди всегда возвращаются туда, где им хорошо.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь. Вчера ты не попробовала мускус. Сейчас?

– Давай… – в ее голосе звучало разочарование. Пусть. Все эти разговоры – словно песок под кожу сыпать. Очень неуютно. Лучше уж заняться тем, что привычно и знакомо. Мускус. Белый? Или красный? Белый более резкий, тонкий, «верхний», потом оставляет сладкий, еле ощутимый запах. Остужает… Красный обволакивает, будоражит, раскрывается дольше, дурманит. Греет…

– Посмотри на меня? – вот что он собирался увидеть? Конечно, и так было ясно, что нужен красный, но… Потом, потом он найдет все объяснения и оправдания, а сейчас это было просто нужно, просто хотелось. Лия моргнула, недоверчиво нахмурилась. Отвела взгляд. Асаф вспомнил, что нужно вдохнуть.

– И? Что там? Сразу все ясно? – Надо же, смутилась. Поняла, что это была уловка? Хотелось надеяться, что нет.

– Ты же знаешь, что есть разные люди… – он боролся с пробкой в баллоне, которая никак не поддавалась. – Отличается кожа, отличаются свойства, отличается запах. И потому кому-то лучше чистое эфирное масло, кому-то смешать с чуть-чуть спирта… Не знаю, как тебе объяснить, но мне надо знать! А еще люди бывают дневные, бывают вечерние, утренние, и ночные. Я вот вечерний —хорошо себя чувствую после обеда, работаю, и запахи люблю смешанные, подвижные, долгие. А ты, думаю, утренняя. Нет?

– Ага! Просыпаюсь в пять, иногда в четыре. Рассвет иду на улицу встречать. Тут они совсем другие… Рассветы такие быстрые, и солнце огромное… Очень красивые.

– Расцвет? – какое неровное русское слово, трудно выговаривать. – Что это?

– Это когда солнце всходит. Тут рядом с соседним отелем есть на берегу дайвинг центр, возле него скамейка прямо на море смотрит. Ровненько, что б восход солнца удобно было смотреть! Я туда прихожу по утрам…

– Во сколько- во сколько? В четыре ночи? – все ясно, она сумасшедшая…

– Конечно нет! Утра! Это уже утро!

– Ночь. Я в это время сплю! Какая-то ты совсем утренняя!

Получилось! Дурманящий аромат разлился в воздухе. Медленно, лениво.

– Кажется, это он! – Лия нетерпеливо закатала рукав. Показалось каким-то недоразумением нанести цветное масло, пусть даже каплю, на эту незагорелую кожу. Асаф растер немного темно-красного масла между пальцев. Коснулся ее запястий. Прохладные! Не очень соображая, что делает, провел ладонями по ее шее. Лия замерла, улыбку словно смыло водой.

– Нет, это не то, что ты подумала, это просто вот, масло! Так будешь чувствовать запах, и он станет мягким.

Она молчала, смотрела серьезно и молчала. Потемневший взгляд в упор, от которого делалось не хорошо где-то в солнечном сплетении. Совсем не хорошо. Потом так же молча собрала карандаши со столика, блокноты. Исчезла.

С чистейшим и абсолютным отчаяньем Асафу стало ясно, что больше она не придет. Наверное, надо было что-то сказать, извиниться, сказать, что не хотел ее касаться. Но слова застряли где-то в горле, потому что были враньем. Он хотел.