Геннадий Копытов - Agnec

Отец Штиль был хормейстером, то есть курировал и обучал хоры церквей кемптенской епархии.

В субботу рано утром отец Штиль удрученный похмельем: злой и беспокойный, отправился по своим капельмейстерским делам.

Агнесс проснулась вслед за отцом, оделась, молча помолилась Деве Марии и позавтракала молоком и черным хлебом.

С голубого неба солнце заливало, как Благой Вестью, землю и дом отца Штиля. Разноцветные стекла в окнах сверкали ослепительно ярко и обжигали глаза; и за ними ничего невозможно было разглядеть. Казалось, что на улице – жаркий летний полдень.

Агнесс накинула на плечи отцовский плащ и вышла во двор. На улице оказалось прохладно, хотя солнце и слепило глаза.

Она постояла в задумчивости минуту разглядывая темно-синее небо, вышла за калитку и пошла к лесу. Лес был огромный. Конца его не было видно, он занимал весь горизонт… Он занимал все детство, занимал всю душу Агнесс.

Лес чуть-чуть зазеленел, словно был в легком бледно-зеленом тумане. Снег почти сошел, лишь оставался кое-где в глубоких ямах и оврагах. Оттуда он сочился тонкими струйками в глубокую лесную балку. Здесь была настоящая лесная речка: мощная и стремительная. Агнесс ощутила трепет перед этой неожиданной стихией. Она попыталась перебраться через овраг по поваленному стволу – но едва не свалилась в воду и не намочила ноги – дерево было гнилым. Агнесс легко соскочила на свой берег и пошла вверх по ручью.

На возвышении земля вся согрелась и уже проклюнулась зеленая щетина травы, зажелтели цветы мать-и-мачехи и бледно-голубые подснежники.

Агнесс сорвала семь самых больших подснежников, длиной в ладонь были их стебли. Она любовалась ими, расправляя каждый лепесток.

Вдруг легкий стон почудился ей. Она затихла, прислушиваясь. Стон повторился. Странный стон… женский.

Потихоньку, чтобы не шуршать прошлогодней листвой, Агнесс пробралась вперед шагов на 50 и остановилась за раздвоенным стволом осины.

Осиновый лес здесь кончался, а дальше начинался сосновый. Их рассекала узкая просека.

Прямо на просеке были женщина и мужчина. Мужчина был в рясе! Лица Агнесс не видела – он был спиной к ней, женщину она не знала на вид ей было 20—25 лет, судя по одежде – дочь небогатого горожанина, скорее ремесленника: портного или башмачника.

Они целовались… как-то агрессивно, словно хотели съесть друг друга. Мужчина расшнуровал платье девушки на спине и стащил верхнюю часть с плеч, обнажив ее груди. Он осторожно брал в руки, наклонял к ним свое лицо целовал Шг пунцовые соски. Женщина, откинувшись, держалась за его шею руками. Она опять застонала.

Мужчина порывисто скинул рясу, бросил ее на весеннюю грязь, и стянув платье с женщины увлек ее боком на раскинутую рясу. В одно мгновение, уже на земле, они полностью обнажилась – на фоне черной рясы и темных стволов их тела ослепительно белели.

Агнесс узнала мужчину. Это был епископ кемптенской епархии, настоятель собора Святого Петра – отец Бернард. Она часто ходила в этот храм – пела там с отцовской капеллой, и отец Штиль как-то знакомил их…

Агнесс разглядела его тело. Широкие плечи, узкие бедра, крепкие мышцы. Удивительно – ни одной жировой складки, как это полагается обыкновенно к сану. Этим плечам должно носить солдатские латы, а не сутану священника. И надлежало бы этому тридцатилетнему крепышу подпирать воинство Христово не «Господни словеса»; но подобно рыцарям Ордена Креста, щитом и копьем. Только борода и длинные волнистые, тщательно вымытые, ухоженные и подвитые на концах волосы как-то компенсировали рыцарское сложение, указуя скорее на духовное звание их обладателя.

Женщина встала на колени, положив локти и грудь на траву и высоко приподняв белые ягодицы. Отец Бернард скользнул нежно и медленно ладонями по ее раскинутым по рясе волосам, по грудям, правая рука его перешла на спину, по ягодицам, по бедрам. Левая ладонь пропала между ног. Женщина блаженно охнула и нетерпеливо притянула любовника к себе.

Он расположился сзади нее. Они отчаянно задергались навстречу друг другу. Она двигалась назад, словно хотела оттолкнуть его от себя, он вперед, встречая ее. Потом она отодвинулась и перевернулась на спину, широко раскинув ноги, приглашая его к себе.

Он упал на нее. Женщина так яростно двигалась, что при каждом движении подкидывала своего любовника и Агнесс видела черную полоску на ее лобке…

Агнесс была ошеломлена увиденным, оглушена. Она понимала, что видеть все это – грех, но не могла оторваться. Ее трясло от возбуждения и озноба. Любовникам же было жарко, их тела блестели от пота.