Александр Идоленков - Подвиг бессмертия. Книга первая. Откровение

– Так я, браток, надеюсь на твою смышлёность.

В тот же день Степан Анисимович представил первоклассникам их новую учительницу Янину Самойловну. Так пожелала она сама, делая упор на то, что опыта у неё никакого нет и с первоклассниками ей будет легче справиться.

В классах учились дети-переростки – восьми, десяти лет. На следующий день Степан и Янина договорились отменить занятия и сходить с учащимися в лес за саженцами молоденьких берёз, чтобы озеленить территорию школы.

Прошло несколько дней, и Степан стал замечать, что Янина Самойловна приходит на занятия слегка в нетрезвом состоянии. Но как сделать замечание своему непосредственному начальнику? Авторитет школы рушился на глазах. Степан после длительных размышлений договорился с Яниной Самойловной о том, чтобы она выступила перед крестьянами и рассказала им о своих героических сражениях в период Крымской кампании.

Она восприняла это с пониманием и уже в ближайшее воскресенье, ближе к вечеру, в избе-читальне сделала обширный доклад на эту животрепещущую тему. Людей собралось очень много. Зал был переполнен. Всем хотелось услышать живой рассказ свидетеля и участника этого исторического события, завершившего собой целую эпоху Гражданской войны в России.

Степан Анисимович сидел и слушал, затаив дыхание. Жесточайшие и в то же время захватывающие баталии величественной драмы гибели русского народа с обеих сторон. Он не понимал, как произошла эта кровавая резня между братьями. Ладно обозлённые неграмотные мужики отстаивали свои права на достойную жизнь. Но ведь с другой-то стороны просвещённые люди, цвет нации, неужели не пришло им в голову мысль договориться. Сам он не мог осмыслить этой драмы, унёсшей миллионы людей.

«Нужно учиться», – подумалось ему тогда.

Посреди деревни в старом деревянном доме проживал дед Музольков Платон Ермолаевич со своей дородной старухой, привезённой им в молодости из города Трубчевска. Говорили сведущие люди, она была единственной дочерью мелкого купца, типа барахольщика. Кроме незначительного приданого типа швейной машинки и самовара, якобы даже изъяснялась, правда, не очень шибко, знала несколько реплик на французском языке и разбиралась, по слухам «доброжелателей», в тонкостях городских мод. Проверить этого никто не мог, так или иначе ни один мужик не понимал ни слова по-заграничному, так же, как ни одна деревенская баба не шила модных платьев. Эти умения так и не принесли ни одной копейки в дом Музолька.

Но в практической жизни после женитьбы молодому Музольку пришлось с ней понервничать и здорово попотеть. Складывать руки в безделье он не собирался, и отправлять обратно молодую жену обратно в город тоже не входило в его планы. Поэтому, обдумав свои действия, он приступил к её образованию. Он понял, что влип, как говорится, в дерьмо по самые уши. Она долго не могла понять своей роли в выращивании овощей и фруктов, в уходе за животными, ведении домашнего хозяйства. Она с трудом отличала разницу между отходами лошади от коровы, козы от курицы, не говоря уже о более значимых разумениях, необходимых для понимания деревенского образа жизни. Он быстро понял сою ошибку, но не пал духом – сильные чувства и потрясения от неожиданных открытий создают настоящего мужчину, тем более Платон помнил, что он какой-никакой, но дворянин. Жизнь создана для любви, остальное – средства для её поддержания…

Дом старика Музолька, так звали его сельчане по-дворовому, стоял на небольшой возвышенности, над овражком, по которому вёснами сбегала с огородов талая вода в крутой изгиб в этом месте речки. Берег, подмытый временем весенними потоками, становился всё круче и круче. Во избежания обвала Музоль в молодости своей посадил на этом возвышенном берегу несколько ив, которые своими корнями укрепили шаткое место изгиба.

За этими ивами находился сад деда. Дикорастущая высоченная груша и две яблони «Антоновки», вот и весь сад. Правда, в углу забора за ивами сидел куст густо разросшейся вишни. Он был так густ и так одичал, потому вишен на нем было очень мало. Воробьи за один налёт не наедались досыта, не говоря уже о набегах ребятни, которым ничего не доставалось, кроме царапин на лицах и руках.

Главное богатство всего этого великолепия было немного выше, где зеленели ровные грядки с огуречными плетями, расползающимися по земле и кукурузным стеблям. Чуть сбоку распластались гирлянды тыкв, над которыми возвышались, склонив свои крупные шапки, подсолнухи. В самом низу огорода в сыром месте восседали штук двадцать, а может и больше, кто их считал… кочаны капусты. Жена его всё же вписалась в деревенский уклад, но не стала рожать много детей, ограничилась одним только сыном, который погиб в Гражданскую войну в Туркестане.