Лейла Элораби Салем - Златые купола над Русью. Книга 2

– Да что за чертовщина здесь творится!? – воскликнул князь и тут из дальнего темного угла, словно из преисподни, донесся пронзительный тревожный крик, будто не то человек, не то зверь какой решил сыграть с ними злую шутку.

Не успел владыко обренуться, как громко, словно ее лишают жизни, крикнула Соломония, руками пытаясь отбиться от существа, схватившего ее за косу одной рукой и душившего другой. В порыве гнева Василий Иванович вместе с игуменом освободили из цепких рук бледную, дрожащую от страха княгиню. Владыко поднес свечу и все они увидели нечто, напоминающее человека: грязного, со спутанными волосами, в одних лохмотьях, прикованное за шейное колько цепью. Это нечто бормотало страшные проклятия, тряся вытянутыми вперед руками; видя, что смотрят на него, существо оскалило зубы и вновь попыталось кинуться на незванных гостей.

– Господи, спаси и сохрани от зла проклятого, – тихо вымолвил игумен и перекрестил угол, в котором копошилось в соломе сие нечто.

Существо прикрыло уши руками, издало страшный нечеловеческий стон, от которого мурашки побежали по телу, и начало сплевывать на пол белую пену.

– Кто это? – шепотом, испугавшись не менее Соломонии, спросил Василий Иванович.

– Прости, государь, я забыл предупредить. Здесь, под храмом мы держим бесноватых – тех, чьи души одержимы злом, – ответил игумен.

– Но зачем? – полюбопытствовала Соломония.

– Покуда они здесь, они в безопасности, стены святой обители не дают злу выйти на свет к людям.

– Почему тогда дьявол не оставит несчастных в покое? – молвил великий князь.

– Зло не всегда удается победить сразу, на то требуется немалое время. Этого несчастного мы держим вот уж три месяца, но темная сила не отпускает его душу, забирает всю его силу, – игумен трясущимися руками взял свечу, что стояла в нише, проговорил, – нам нужно торопиться, княже, иначе зло настигнет нас и лишит разума.

Одержимый, гремя цепью, некоторое время следил за уходящими, а потом вдруг крикнул им в спину:

– Не долго вам осталось, последний день уже скоро и тогда разверзнется земля под ногами и выйдет из нее нежить, держа смерть в руках своих! – и громко расхохотался от страшного сего предсказания.

Еще целую седмицу жили княжеские супруги в Троице-Сергиевой лавре, с заутренней до вечерней выстаивали молитвы, вкушали скромную монашескую трапезу вместе с остальными, как бы сравнясь с ними. А когда размытые после дождя дороги подсохли под теплыми лучами весеннего солнца, тронулись в обратный путь к Москве. С собой Василий Иванович вез три мешка с золотом – благословение на войну с казанцами.

Мухаммед-Эмин вот уж сколь седмиц не покидал казанского дворца, проводя время то в праздности, то рассылая гонцов с призывом двинуться обширной армией на неверных, во имя Аллаха утвердить власть над гяурами. Гонцы вскоре возвращались в Казань, принося недобрые, тревожные для хана вести: астраханский правитель, сославшись на недуг, отказался выступать в поход; султаны и шахи Средней Азии обещали в свое время помочь казанцу, но когда, того не знала; шахи горных областей Персии и северо-западного Китая поведали, что им, возможно, самим вскоре понадобится помощь супротив язычников и посему ни о какой войне с урусами они не мыслят. В ярости кидал Мухаммед-Эмин в жаровню письма мусульманских правителей, бил по спине гонцов за недобрые вести, а потом требовал созывать совет мудрейших, слушал их речи, про себя мыслил: «Малодушные глупцы, ах, какие глупцы! Ну ничего, если Аллах дарует мне победу над московитами, то следующий мой удар падет на головы трусов».

Сегодняшним вечером хан проводил в окружении упоительных арабских танцовщиц, одетых в тонкие шелковые шаровары и кисейные покрывала на голове, тела их были умащены иранскими маслами, а многочисленные браслеты и монисты легко позванивали в такт движений. Этих красавиц с кофейной кожей и большими черными очами доставили казанскому правителю купцы из дальних гор Гиндукуша – дикой чистой земли, где до сих пор живут племена арийцев – статных, сероглазых родоначальников европейских народов. Каждая из таких пленительных красавиц стоила на рынке по цене породистого жеребца, но для него – хана – купцы преподнесли танцовщиц в дар. Окрыленный их дивной, южной красотой, Мухаммед-Эмин каждый вечер отдыхал в их объятиях, его разум пьянел от страстных поцелуев красавиц и сладостых ароматных запахов. Особенной ему приглянулась одна, та, что одета в полупрозрачное ясно-голубое одеяние, вокруг головы красавицы переливались золотом тонкие цепочки в виде звезд, а длинные толстые иссяня-черные косы точно змеи струились по спине и бедрам.