Леонид Шувалов - Суд праведный

Белов не ответил, а только еще пристальнее уперся взглядом в опущенные плечи приятеля. Потом раздал пересохшие губы:

– Что же ты… Терентий…

Тот медленно сполз со стула, громко стукнулся острыми коленями об пол, молитвенно сложил руки:

– Прости, Анисим. Не мог я иначе.

Пыхтя и отдуваясь, паровоз подтянул пассажирский состав к станции Обь. Пустив на морозе молочные клубы пара, он затих, наконец, похожий в неярком свете вокзальных фонарей на усталого черного дракона. Прогуливающийся по перрону городовой неторопливо потирал ладонями пунцовые уши, присматривался к пассажирам, раскланивался с купцами, а то и просто со знакомыми гражданами Новониколаевска, совсем недавно ставшего пусть безуездным, но всё же городом.

Крепкий крестьянин, подвижный, остроносый, туго перепоясанный, с бородой черноватой и тоже крепкой, спрыгнул на перрон и закинул за плечо котомку. Выглядел он удивленным, видно, редко случалось в городах бывать. А при виде городового он уже за несколько шагов до него потянул с головы шапку.

– Проходи, проходи, не засть господам дорогу! – поторопил его городовой.

Крестьянин ускорил шаг, а выйдя на привокзальную площадь, торопливо перекрестился на деревянную церковь. Кажется, он уже приноравливался к городу, по крайней мере, двинулся к Михайловской улице более уверенно. Прохожих почти не встречалось, лишь припоздавший к приходу поезда извозчик с криком «Па-а-аберегись, деревня!» пролетел в легких санках, обдав оторопевшего крестьянина терпким запахом конского пота и снежной пылью. Отскочив к забору, крестьянин проводил сани взглядом и, кажется, заодно убедился, что за ним никто не следит.

У особняка с высоким цокольным этажом, под его высокими окнами, крестьянин остановился и облегченно вздохнул. На медной пластине, прикрепленной к двери, значилось: «Присяжный поверенный Ромуальд Иннокентьевич Озиридов».

Озиридов, шатен, малость уже располневший, аккуратный легкий мужчина с рыжеватой чеховской бородкой и с румянцем на припухших щеках, сидел за письменным столом в удобном и мягком кресле. По вечерам, отпустив прислугу, он переодевался в свободную бархатную куртку, выкуривал папиросу и при свете керосиновой лампы, цветущей, как желтый тюльпан, делал записи. Сейчас, например, напрочь выбросив из головы все гражданские и уголовные дела, забыв даже о давней тяжбе купца Федулова с Кабинетом, Ромуальд Иннокентьевич обдумывал статью для «Сибирской жизни», статью, в которой можно было бы осветить, и поподробнее, институт крестьянских начальников. Не торопясь Озиридов обмакнул перо в массивную бронзовую чернильницу, полуобнаженная гречанка держала амфору на коленях, и вывел: «Среди сибирских администраторов особое внимание останавливает на себе крестьянский начальник, созданный по образу и подобию российского земского начальника. Из желания создать близкую к населению власть на местах, правительство, всегда верное своим опекунским и отеческим заботам, где даже не просят, создало крестьянского начальника. Правительство и на этот раз, как всегда, думало, что русскому народу, а также и сибиряку нужнее административные помочи и пеленки, чем общественное самоуправление»…

Звон колокольчика в передней заставил Озиридова досадливо поморщиться и удивленно взглянуть на часы, которые вот-вот собирались пробить десять.

– Однако… – покачал он головой.

С лампой в руке, дивясь нежданному позднему гостю, Озиридов подошел к двери:

– Кто там?

За дверью промолчали. Присяжный поверенный, подождав, повторил вопрос. Только теперь простуженный голос, полный отчетливой усмешки, негромко продекламировал:

– Нам каждый гость дарован Богом, какой бы не был он среды…

Еще не до конца узнав голос, Озиридов с удовольствием продолжил:

– Хотя бы в рубище убогом… – и, распахнув дверь, удивленно всмотрелся в стоящего перед ним крестьянина – бородатого, с лукавыми глазами. Но главное, знающего стихи Сологуба!

– В дом-то запустите, барин? – насмешливо прищурив глаза, спросил крестьянин.

– Валерий! – все-таки узнал Озиридов старого друга, укрывшегося под столь странной личиной. Вовсе и не крестьянин! Больше того, потомственный дворянин, граф по происхождению! – Валерий! – повторил Озиридов. – Откуда ты?!

Крестьянин усмехнулся:

– Может быть, позволишь отвечать на вопросы в тепле?

– Еще бы! – спохватился Озиридов. – Входи, входи! Сейчас я тебя прямо в ванную провожу!