и даже в простых одеждах видна была порода. Его можно
было назвать красивым, но это была истинная мужская
красота. Порфира села как влитая, Андрей остался дово-
лен собой, задул лучину и перекрестившись, вышел. Ды-
мок от погасшей лучины потянулся было за ним
Не отрываясь, Сэм смотрел на тренькающий теле-
фон. Ему казалось, что даже музыка, когда она звонит,
звучит громче. «Лучше ответить», – подумал он. В труб-
ке послышалось скороговоркой:
– Cэээээм, у меня пятьсот миллионов вопросов,
уже шестьсот, пока дозванивалась.
– Угу, – сказал он.
Слегка успокоившись, что произвела нужный эф-
фект, она уже медленнее продолжала:
– Это полдела, что нашли компанию, организую-
щую нам фуршет, но ты все равно там должен все попро-
бовать, у нас по моим скромным подсчетам 200 гостей!
– Почему не триста? – вкрадчиво спросил он.
– Триста можно, тогда нужно использовать кори-
дор, – совершенно серьезно продолжала она.
Вот в этом весь Юлик, вздохнул Сэм, как и все род-
ственники, он ее так называл, хотя в обычной жизни
она была Юлия – некое тотемное имя для избранных.
Впрочем, он этому рад. За несколько месяцев их зна-
комства она плотно заняла позицию друга и наставни-
ка в женском лице. Их встреча произошла случайно,
когда Юлия узнала о нем от своей сестры. Он снимал
у нее квартиру в городе, практически там не бывал, но
сводил ее с ума, не выключая свет ни днем ни ночью.
Для российского менталитета и хорошей хозяйки
это было поистине сверх понимания. Когда же она все-
таки случайно заставала его, он очаровательно хлопал
огромными ресницами и говорил, что в Америке всее-
ее так делают!
Все при этом звучало так ошарашивающе убеди-
тельно, что в конце концов сестра Юлии перестала
с этим бороться. Именно она рассказала о смешном
квартиросъемщике, который рисует в ее подвале кар-
тины, и в один прекрасный день Юлик позвонила ему
и они незамедлительно встретились, перебивая друг
друга, как будто были знакомы всю жизнь и даже, мо-
жет, прошлую. Ею было тотчас же принято решение
взять над ним некое шефство в области искусства. Ког-
да она узнала, что у него уже в общей приближенной
массе что-то около 500 работ, она воскликнула:
– Более 500?! И ты в России не выставлялся?
При этом она закатила глаза от ужаса, как будто
он нарушил пакт о ненападении, – нет-нет! Мы делаем
твою выставку в новой галерее.
Решения она принимала так же быстро, как дети
меняют мины на лице. В следующие два дня она уже
перевезла его работы в новенькую, пахнущую краской
галерею, открытие которой сейчас активно обсуждалось.
Нужно заметить, что писать картины она стала не
так давно, а точнее, два года назад, в 37 лет, которые
и сейчас ей ни за что не дашь.
Обаяние и кипучая энергия в ней зашкаливали. И
хотя, по ее словам, кисточку в руках до этого не дер-
жала, картины ее заслужили признание известных ху-
дожников и получали высокие дипломы на престижных
выставках, а когда ее приняли в члены Союза Художни-
ков, оставила работу директора преуспевающего стра-
хового агентства и занялась искусством…
В следующие два дня она перевезла его работы
в новенькую, еще пахнущую краской галерею, торже-
ственное открытие коей сейчас активно обсуждалось.
– Сэм, – снова послышался ее голос, – и нам еще
нужно ночью встретить Никаса, ну мы точно ничего не
успеваем!
– Юлик, – Сэм старался говорить по слогам, – успе-
ваем, успокойся, я наберу тебя, когда буду в городе!
– Отлично! Жду тогда! Не смей оставлять старую
больную женщину! Сэм засмеялся:
– Не буду!!
Приезда Никаса ждали все организаторы новой
Художественной галереи в городе, многие не вери-
ли, что это возможно. Но только не Юлик.
Никас входит в десятку лучших художников мира.
Непонятно как заполучив телефон, она пригласила
его приехать на открытие новой галереи во Владимире.
– Я очень люблю ваш старинный город, я приеду,
– неожиданно согласился Никас.
Ответственность за это мероприятие возросла до
небес: волновались все, но больше всех, конечно, Юлик.
Читать дальше