Светлана Бестужева-Лада - Премудрая царица. Историческая фантастика

Что-то я про такое средство никогда не слышала.

– Спасибо тебе. Буду ждать.

– Как государь?

– Сегодня вечером узнаю точнее, – не удержавшись, похвасталась я.

– Дай Бог, чтобы после исповеди сегодня понесла ты. Пока государь тебя любит…

Вот тут она была права на все сто процентов. Какое-то время Иван Васильевич потерпит, подождет долгожданного младенца, а потом… Один Бог знает, как он со мной поступит. Или смирится с тем, что поздно ему уже еще детей иметь, или прикажет отправить меня в монастырь, а себе изберет новую супругу.

Неожиданно для себя самой я заплакала от страха. Ведь точно может отправить в какой-нибудь дальний монастырь. Вот где всласть намолюсь о грехах своих! Царь скоро пятьдесят, пора о внуках думать, а не о детях. Двое сыновей есть, что еще?

Ирина бросилась меня утешать:

– Не горюй, не надо. Бог милостив: царь к тебе привыкнет и никуда от себя не отпустит. Пора уже с одной женой век доживать.

Да, по-моему тоже пора. Только читала я в предыдущей жизни, что на склоне лет Иван Васильевич возжелал взять себе жену из Англии, послов туда слал, подарки дорогие. Умная Елизавета еле-еле отбилась от такой напасти. А потом и государя не стало.

Скорее бы лекарство было готово. Как царю полегчает, так и характер будет помягче…

Глава шестая. Перемены.

– Царевна Елена о болезни царевича знает? – спросила я у лекаря.

– Царевна в обморок упала, когда услышала.

– И что, так в нем и лежит до сих пор?

– Н-не знаю.

– Так узнай! И повитух к ней собери побольше. Как бы с младенчиком чего не случилось.

Эти мои слова слышали немногие, но слышали. И когда после смерти царевича на следующее утро царевна Елена разрешилась мертвым младенцем, по дворцу пополз нехороший шепот: ведьма. Все заранее знала.

Дворец облачился в траур по двум царевичам: наследнику и мертворожденному. На царя было страшно смотреть. Он часами сидел неподвижно, уставившись в одну точку и только шептал молитвы. Молились и все остальные.

Сорок дней прошли, как страшный сон. И все эти сорок дней я ходила то за царем, то за царевной Еленой, жизнь которой была в серьезной опасности. И только на сороковины она открыла глаза и осмысленно поглядела вокруг.

– Как ты, царевна? – спросила я.

Жар спал, а ночью случился кризис: царевна вспотела так обильно, что простыни и сорочку впору было выжимать. Ее переодели в сухое, обтерли ароматическим уксусом, переменили постель.

– Благодарю, государыня. А Ванечка…?

– Царевича погребли сорок дней назад. Вместе с твоим мертворожденным сыном.

– Кара господня, – прошептала царевна. – Священника зовите, исповедаться хочу. Грех на мне страшный.

Я поднесла к ее запекшимся губам кружку с маковым отваром. Грех – это в церковь, мое дело помочь выздороветь.

– Мы с Ванечкой задумали тебя и государя отравить. Он в Александровскую слободу за снадобьем ездил. Вот Бог и наказал.

– А нас-то с государем травить за что? – изумилась я.

Царевна поглядела на меня тяжелым взглядом.

– Засиделся Иван Васильевич на троне, да еще тебя чуть ли не рядом посадил. А годы уходят. Пора было Ивану царем становиться.

Я только покачала головой. Точно дети малые: хочу сидеть на троне, значит, папаньку с мачехой нужно отравить ко всем чертям. Логика, конечно, железная.

– Теперь мне один путь – схима, – словно в бреду шептала царевна. – Отцарствовалась Елена Премудрая. Бог не дал злодеянию свершиться.

– Тебе решать, – сухо сказала я. – Только схима – не схима, поправляться тебе еще долго. Лежи, набирайся сил. А священника я тебе пришлю. Злое вы дело с царевичем задумали, царевна, да Бог вам судья. А я на тебя зла не держу.

В этот момент в светлицу вошла царевна Ирина, исхудавшая за эти дни до прозрачности.

– Как царевна? – шепотом спросила она.

– Очнулась. Свяшеника зовет.

– Неужели…?

– Нет, поправится.

– Тогда зачем?

– Покаяться никогда не поздно, – загадочно ответила я,

И покинула светлицу несостоявшейся царицы, где, если честно, уже начала задыхаться. У меня были гораздо более важные дела.

Отметили сороковины, как полагалось. Снадобья, приготовленные царевной Ириной, давно были готовы. На сорок первый день после смерти царевича я молча вошла в покои супруга, слегка ошалевшего, по-моему, от такой наглости, и тихо сказала:

– Лекарство готово. Ложись, государь.

И грозный Иван Васильевич послушался меня, как дитя малое. Я растерла его мазью сабельника и сказала: