Дмитрий Агалаков - Апостолы

– А вот прижигатели. – Отец поднял два новых инструмента. – Они бывают разные – мало ли какую рану больного придётся прижечь врачу!

– Но зачем прижигать рану? – спросил Лука.

– Если рану не обработать, она загноится. Помнишь, наш садовник поранил палец, а я был в отъезде? Что было дальше с его пальцем?

– Ты его отрезал.

– Правильно, его палец распух, и когда я вернулся, мне ничего не оставалось, как только отрезать его. Ничего, наш садовник до сих пор хорошо справляется со своей работой и без одного пальца! – Отец стал очень серьезным. – А теперь представь, во время боя стрела ударила воина в плечо. Она вошла глубоко, и он, мучаясь болью, попытался вырвать её прямо на поле сражения, но сломал. И наконечник остался там, внутри, в его теле. Пройдут сутки, и рана воспалится, воин начнёт страдать. Ещё двое суток, и зловонным гноем станет истекать такая рана, воин станет гнить живым… Отчего ты морщишься, малыш?

– Противно, отец, – поежился Лука.

– Возможно, но только поначалу. – Отец поднял голову и мечтательно поглядел в окно, за которым зрели тяжёлые рыжие апельсины. – Однажды эти инструменты станут продолжением твоей руки, твоих пальцев – и тогда они уже не будут противны тебе. Ведь именно этими инструментами ты станешь творить чудеса! Излечивать болезни, спасать от неминуемой смерти! Чья-то жизнь, многие жизни окажутся в твоих руках! – Он взглянул на сына. – И даже не думай, что случится иначе – всё будет именно так! Но вернёмся к нашему воину. Через несколько дней воспаление охватит все его тело, воин будет мучиться жаром, а потом… а потом, сынок, он умрёт.

– Но как же ему помочь? – искренне поинтересовался Лука. – Папа?

– Вот! – Отец поднял палец. – Как ему помочь?! А для этого и существует, сынок, этот зонд. – Он вновь взял вытянутую серебряную лопатку, и взял вторую. – Раненому воину дадут много крепкого вина, и оно понизит боль. Ему дадут трубку из тутового дерева, и он сожмёт её зубами, чтобы не кричать. Может быть, его будут держать за руки и за ноги, чтобы он не вырвался и не помешал операции. Затем один врач введёт оба зонда в его рану и раздвинет её – это будет очень больно! А другой врач, – отец отложил оба зонда и вновь взял рогатый серебряный прибор, – возьмёт широкий пинцет, – отец пощёлкал уже другими, широкими серебряными рожками, – и введёт его в середину между зондами. Там он нащупает обломок стрелы, крепко захватит его концами пинцета и вырвет стрелу из раны. Будет много крови, но это ничего. Затем рану воина промоют крепким вином и умастят целительными бальзамами, которых великое множество в каждой земле, и только потом один из хирургов возьмёт кривую иглу, – отец взял со стола иглу, – заранее обожжённую на огне, протянет через ушко шелковую нить и зашьёт рану воина. И если будет угодно богам, всего за неделю эта рваная рана заживёт, ведь свежие раны заживают быстро, а через месяц от неё останется лишь рдяно-кровавый шрам – и воин вновь сможет оказаться в седле! Не погибнуть, а вновь драться за свою великую империю! Защищать нас с тобой, малыш! Более того, его шрам расскажет о его доблести и станет лучше любой награды. Ведь шрамы, как известно, украшают мужчин, – отец улыбнулся, – и в особенности в глазах женщин! Вот какая награда ждёт его вместо мучительной смерти! Но только в том случае, если рядом окажется опытный врач! Такой, как я. – Он кивнул. – И такой, каким однажды будешь ты. (Глаза мальчика уже непроизвольно сияли.) Понял, какое чудо я собираюсь подарить тебе?

– Понял, отец.

Тот потрепал сына по золотистой шевелюре.

– Вот и молодец! Иного я не ожидал. А теперь займёмся делом.

– Каким делом? – насторожился Лука.

– А вот таким. – Отец направился к соседнему столу и отбросил холстину.

На столе лежала баранья нога и была видна широкая рана.

– А зачем нам баранья нога? – осторожно спросил Лука.

– Но ведь у нас нет раненого воина под руками – правильно? Нет? – переспросил он, глядя в глаза сыну.

– Нет, – ответил тот.

– Вот видишь, есть только баранья нога. Именно в эту ногу я совсем недавно и воткнул наконечник стрелы. И сейчас ты возьмёшь оба эти зонда, – отец взял со стола уже известные Луке предметы, – и пинцет, – отец прихватил и пинцет, грозно пощелкал им перед носом сына, – и начнёшь свою первую в жизни операцию!

– Не-е, – скуксился Лука.

– Ещё как да-а, – ответил отец. Он снял с крючка вешалки фартук и подал его сыну. – Надень, так надо. Ведь ты мужчина и будущий врач. И оттого, какие навыки ты приобретёшь сейчас, будет зависеть, чего сможешь в этой жизни, чего будешь стоить!