Мартина Мэдден - Ануш. Обрученные судьбой

– Но зато она очень упряма, – добавил я.

Лале выбрала именно этот момент, чтобы выразить свое недовольство тем, что ее отдали незнакомцу. Ее губки надулись, грудь приподнялась, она открыла рот и закричала.

– Ну, ну, малышка, не плачь, – успокаивал капитан ребенка, покачивая его на коленях.

Лале посмотрела на него и заплакала еще пуще, личико покраснело, белый чепчик прилип к мокрым щечкам. Малышка потянулась к Хетти, которая стояла, застыв и опустив руки, будто превратившись в камень.

– Пожалуй, нам пора уходить, – решил Генри. – Спасибо за гостеприимство, мадам Орфалеа.

Хозяйка коротко кивнула и позвонила, вызывая служанку. Лале плакала все громче, тянулась к Хетти, а у той дрожали губы и слезы стояли в глазах.

– Хетти, пойдем! – сказал я жене, нежно приобняв ее за плечи.

Именно мадам Орфалеа решила, что говорить семье и друзьям. Она всем преподнесла историю о том, что ее сын тайно женился на Востоке, его жена родила ему дочь и умерла во время родов. На протяжении недели или двух это известие стало предметом обсуждения в богатых гостиных Константинополя, но вскоре об этом все забыли.

И для Джахана, и для его родных появление в их доме Лале ознаменовало новый этап жизни. Его сестры обожали малышку, баловали ее и спорили, кто будет с ней играть. Азизе, старая кормилица, была счастлива нянчиться с младенцем.

Джахан написал Дилар, которая теперь жила с мужем Арманом в Париже, о своей малышке. Сестра прислала длинное письмо, забросав его вопросами, и сообщила, что сама собирается стать матерью весной.

Джахан не мог наглядеться на дочь и гордился каждым ее достижением: прорезался первый зубик, она попыталась ползать. А застенчивая улыбка Лале напоминала ему улыбку Ануш…

Больше всего его поражала метаморфоза, произошедшая с бабушкой девочки. Все согласились, что Лале похожа на отца как две капли воды, и именно эта схожесть заставила мадам Орфалеа позабыть об армянских корнях малышки. Она старалась не вспоминать и о том, что не приняла ребенка, когда его принесли в дом Стюарты. Теперь женщина относилась к малышке с такой нежностью, какой не испытывала ни к сыну, ни к его сестрам, когда они были маленькими. К тому времени как Лале научилась ползать, малышка неизменно направлялась не к двум обожающим ее теткам, а в распростертые объятия бабушки.

Еще одним человеком, который очень интересовался дочерью Джахана, была мадемуазель Ханифе Бей, новая наставница сестер капитана. Она заменила старого учителя монсеньора Грандье, который покинул страну после того, как Франция вступила в войну.

Ханифе была дочерью Джевдет Бея, кузена Энвера-паши и одного из лидеров Комитета Единения и прогресса. Девушка была умна и привлекательна, и мадам Орфалеа была более чем довольна тем, что Ханифе стала регулярно присоединяться к Джахану во время чаепития. Кода подавали чай, мадам Орфалеа забирала Лале – или для полуденного сна, или на прогулку в парк, оставляя молодых людей поговорить наедине.

Джахан не знал, что именно сказали его отцу. Из-за болезни полковник Орфалеа не покидал своей комнаты и ни разу не сталкивался с внучкой, но, как бы то ни было, Джахан и не собирался показывать ее отцу. Он не мог ему простить содеянное, и, несмотря на мольбы матери, отец и сын не помирились.

Годы 1916-й и 1917-й были кровавыми как для войск Антанты, так и для Тройственного союза. В это время состоялись одни из самых важных сражений – битва при Вердене и битва на Сомме.

На ближневосточном театре война велась на месопотамском фронте главным образом против британцев, но с переменным успехом.

В эти годы появились бронированные танки и немецкий самолет «Бич Фоккера» [52]. Джахан как инженер именно в этот период мог бы себя проявить, но происходящее в мире его мало интересовало. Из-за инвалидности его не только не направили в действующую армию, но даже не предложили должность в Министерстве обороны, как это было сделано для многих получивших ранения офицеров. Впрочем, он и не стремился там работать.

Его мир был ограничен родительским домом и его окрестностями, и то, что ранее казалось ему тюрьмой, стало убежищем после появления в доме Лале. Он старался не думать о том, что творилось за его стенами, за пределами города, жил сегодняшним днем.

Заканчивался год, и ничто не предвещало победу ни Османской империи, ни Тройственного союза. А вот жизнь одного искалеченного солдата и его семьи стала безмятежной.