Сергей Перминов - 122,0. Монологи с того света

Конечно же были попытки и с нашей, и с вашей стороны изменить положение к лучшему, но – увы! Ни у кого не было для этого достаточно сил. Поэтому мы решили, что взятие Мурманска имеет больший приоритет. И единственная дорога по которой можно было достичь цели та, которая не за хребтом. А воевать на Рыбачьем – значит вести бои в почти непроходимой скальной тундре с множеством мелких озёр и болот.

Теперь об этой фотографии. Что в ней особенного? Наш офицер и его егеря беседуют с пленными. На войне такое сплошь и рядом. И что? Утверждаете, что их расстреляли? Не возводите напраслину! Солдат рейха прежде всего рыцарь! И он никогда не позволит себе… а на других… Кажется, что это подготовка к расстрелу? Не может быть! А что там, под большим камнем? Неужели лежат те, с кем несколько минут назад мирно беседовали наши камрады? Откуда у Вас эти фото? Неужели они хранились у кого-то из горных стрелков? И почему сейчас их потомки разместили фотографии в сетях? Вы говорите было установлено, что командир отделения, выполнявшего приказ этого офицера, некто Колер? Откуда вам это известно? И утверждаете, что фотографии вначале передали в штаб 1-го батальона 136 полка, где командиром был майор Франц Хаук? Что только после они попали к полковнику Альбину Наке, командиру полка? Что это был своеобразный отчёт обер-лейтенанта Ганса-Вольфа Роде о военно-полевом суде? Выходит, они всё же расстреляли пленных? И это описано в мемуарах Ганса Рюфа «Горные стрелки под Мурманском»? Спорить не буду. Но мне об этом ничего не было известно!

Я никого не хочу оправдывать. Но, если мои егеря решили их расстрелять организовав полевой суд, то, для этого были веские причины. Значит ваши солдаты применяли какие-то, явно нерыцарские приёмы ведения боя. Осуждать своих мальчиков не могу. Мне ли вам говорить, что на войне бывают такие веские обстоятельства, которые иногда эти действия оправдывают. Повторяю – мне об этом никто не сообщал. До самой своей кончины я ничего не знал.

А погиб я не там, где воевал, а в Штирии. В горах. Авиакатастрофа. Был в ставке Адольфа на совещании в 1944 году. Он высказал мне недовольство ходом нашей кампании в Заполярье. Мне пришлось с тяжёлым сердцем после совещания лететь в войска. Но через Вену, так как со мной в попутчиках были несколько высших офицеров. Да и самому было бы неплохо день-два позволить себе пожить в цивилизации, прежде чем снова окажусь среди холодной тундры. Моему пилоту предложили обогнуть Альпы и лететь над равниной. Но я хорошо знал эту местность. Да и пилот был опытный. Пусть у него была небольшая практика полётов в горах, но «Юнкерс-52» был тихоходной и надёжной машиной. Все надеялись, что моё знание местности поможет. Да и я сам был уверен в этом. И пилот выполнил мой приказ. Мы полетели кратчайшим маршрутом.

Оставив позади Юденбург, легли курсом вдоль железной дороги Земмеринг-Мюрцушлаг. Там рельеф местности повышается. Но никто не знал, что понизится облачность. Безопасно пролетев над одной грядой мы и попали в низкое облако. Пилот слишком поздно отвернул от вынырнувшего перед нами пика. И самолёт, зацепив несколько деревьев, рухнул. Так все и погибли: я, пилот, и офицеры летевшие со мной в Вену. Моя любовь к горам на сей раз подвела. Вот, пожалуй, и всё. Так что про тот расстрел ясности внести я не могу.

Я знал, что меня найдут. Знал. Пусть через какое-то время, но найдут всё равно. Вот стою под дулами карабинов егерей, а уверенность эта не уходит. Меня же на своей земле расстреляют. Это не снарядом в клочья. А вот тебя, офицер, с твоими егерями, вряд ли найдут. Заполярная тундра, хоть сплошь каменная и болотистая, да большая. И кости наши потом на местах боёв вперемешку будут лежать. И наши, и ваши. Поэтому и не всех сумеют найти. А про вас и говорить нечего. Нас с Серёгой расстреляют отдельно. Вон он стоит, Серёга. Жаль на фотографии какой-то фриц ему пол-лица рукой закрыл. Меня-то видно хорошо, да только личность моя настолько русская… Таких лиц по России немеряно. Опознать по нему будет трудно. А может и родовы моей давно уже нет в живых? Может и искать будет некому? Когда эти фото выложат в интернете пройдёт семь десятков лет с хвостиком. А понятия «интернет» мы не знали, и не слышали в то время.

Вообще-то этому офицеру с одной стороны можно и спасибо сказать. Это он дал команду одному из своих фотографировать военно-полевой суд, что они сгоношили. И стою я на одной из них – руки в боки. Орлом стою. Что внутри, в душе – не важно. И пока до залпа это всё не воспринимается осознано. Ну, приговорили… Ну, расстреляют… Умом соображаю, что нам с Серёгой не жить больше. Страх конечно есть. Только где-то там. Он пока ещё не реален. Видимо промелькнёт только тогда, когда пули ударят, а мы с Серёгой в последний момент бросимся навстречу друг другу. Как бы ища опоры. И померкнет свет.