Пьер Леметр - Горизонт в огне

Мадлен лихорадочно повторяла: все в порядке, душа моя?

– Н…ничего, м…ма…ма, – ответил тот с трудом. – Ус…уст…устал…

Андре молчал, закусив губу. Мадлен старательно и заботливо прикрыла Полю ноги пледом и опустила шторы.

– Пойдемте, Андре. Пусть он отдохнет, ребенок обессилел…

Шарль предпринимал шаги, которые ему многого стоили, он надеялся, что это в последний раз, что ему не придется просить помощи Гюстава Жубера, наемного работника брата, это было бы немыслимо!

А тяжкие испытания все не кончались. Следовало во что бы то ни стало выпутаться из них.

Особняк Перикуров очень изменился. Повсюду, как в больнице, царила тишина, лишь изредка прерываемая шагами слуг, которых осталось всего четверо. Теперь у подножия широкой лестницы помещалась стальная платформа, на которой при помощи штурвала и блоков коляску Поля можно было поднимать и спускать. Механизм напоминал средневековую машину для пыток.

Горничная сообщила ему: госпожа ожидает вас наверху. Шарль, задыхаясь, поднялся по лестнице. В полумраке он не сразу разглядел Мадлен, которая с очень прямой спиной сидела около инвалидной коляски. Медленными движениями она гладила исхудавшую руку ко всему равнодушного Поля.

– Садитесь, пожалуйста, дядюшка, – сказала Мадлен, ее чистый голос не соответствовал замогильной атмосфере комнаты. – Какими судьбами?

Шарля охватило сомнение. Этот голос – властный, почти начальственный – показался ему предвестником чего-то особенного.

Он решился.

Поскольку, как известно, женщины ничего не смыслят ни в политике, ни в делах, он сделал акцент на чувствах, к чему они испытывают особую склонность. Он стал жертвой недоброжелательности. Хуже того, манипуляций. Кое-кто злоупотребил властью, которую он делегировал, и…

– Что я могу сделать для вас, дядюшка?

На мгновение Шарль впал в нерешительность.

– В общем… мне нужны деньги… Немного. Триста тысяч франков.

Две недели назад его собеседница была бы более сговорчива. Гюстав посоветовал Мадлен помочь дяде, и после их злосчастного недоразумения при мысли, что тот покинет банк, она так запаниковала, что охотно бы послушалась его. И Шарль ушел бы с чеком, даже не успев и рта раскрыть. Но с тех пор все наладилось. Приходил Гюстав. Благодарил ее. В руке у него было письмо, в котором Мадлен писала, что по-прежнему доверяет ему, Жубер несколько театральным жестом бросил его в камин. Опасения Мадлен утихли, она чувствовала, что может сама решать, как поступить.

– Триста тысяч франков – это примерно стоимость ваших акций в банке, не так ли? – ответила она. – Почему вы их не продаете?

Шарлю и в голову не приходило, что Мадлен может интересоваться подобными вопросами.

– Это наши единственные авуары, – терпеливо объяснял он. – То, что пойдет на приданое нашим дочерям. Если я продам акции… тогда, – он коротко рассмеялся, чтобы подчеркнуть всю нелепость ситуации, – я просто на паперти окажусь!

– Да что вы… До такой степени?

– Именно! Поверь, я обратился к тебе только потому, что исчерпал все остальные возможности!

Вдруг Мадлен разволновалась:

– То есть, дядя, вы… вы в шаге от разорения?

Горестно вздохнув, Шарль кивнул:

– Так и есть. Через неделю я стану банкротом.

Мадлен сочувственно покачала головой:

– Я бы охотно помогла вам, дядя, но ваши слова мешают мне это сделать, поймите меня.

– То есть как? Почему же?

Мадлен сложила руки на коленях:

– Вы же уверяете меня, что находитесь на грани банкротства. А тому, кто скоро умрет, дядя, денег в долг не дают, вы прекрасно это знаете…

Она издала сухой, короткий смешок:

– Если бы я не боялась показаться грубой, то сказала бы попросту… что покойникам денег не раздают.

Она на мгновение отвернулась, достала из кармана носовой платок и вытерла струйку слюны, текущую у сына по подбородку.

– Я даже спрашиваю себя, вполне ли законно давать деньги тому, кто приговорен…

Какая низость! Шарль заорал:

– То есть пусть имя Перикуров опять вываляют в грязи, ты этого хочешь? Этого хотел бы твой отец?

Мадлен грустно улыбнулась ему. Ей было его жаль.

– Он всю жизнь помогал вам, дядя. Он заслужил, чтобы вы оставили его память в покое, вам не кажется?

Шарль так поспешно поднялся, что опрокинул стул. Его чуть удар не хватил.

Но зря Мадлен воображает себя победительницей: Шарль всю жизнь участвовал в политических баталиях и научился покидать поле битвы с высоко поднятой головой.