Баир Жамбалов - Империя предков

– Ты нашёл его?

– Нет, никого здесь нет, – ответил твёрдо уверенно этот человек, что над обрывом берега речушки, впадающего в Онон.

Шаги спросившего удалялись, как и отдалились голоса остальных преследователей. Когда утихло, говорил этот человек голосом тихим, в котором выразились отчётливо тона, выражавшие уважение, именно уважение к нему:

– Вот почему тебя так боятся, а ведь ты вроде юно зелёный отрок всего лишь.

Но что ответить ему на слова похвалы ли, участия ли, после смерти отца он только от матери Оэлун слышит слова одобрения, но более слова наставлений. А тем временем человек на берегу продолжал говорить всё тем же тихим тоном голоса:

– Ты можешь выйти из воды, ушли все, но пока не высовывайся, подожди немного, а затем иди к урочищу с восточной стороны горы Бурхан-Халдун. Там стоит одна юрта, там живу я с семьёй. Приди туда отогрейся.

Тогда он, выждав время, направился к той юрте, куда указал этот человек, увидевший, заметивший его, стоя над обрывом берега в темени сгустивших сумерек, но не выдавший его. Потому он, к тому времени никому не доверявший, решил доверить свою судьбу этому человеку, продрогшим придя к нему в юрту за убежищем, чтобы отсохнуть, отогреться. Звали этого человека Сорган-Шира. Сыновья его именами Чимбай да Чилаун тут же, не имея ключа к замку колодки, сожгли его на огне, приговаривая, мол никогда им, мол доводилось в своей юной жизни видеть рабов, но никогда не видели раба в колодке, но ничего, они помогут ему, что более он никогда не испытает такой доли.

На следующий день прискакали те самые преследователи, однако, заподозрили неладное, ибо стали обыскивать и юрту, несмотря на уговоры хозяина, и все прилегающие участки вокруг. Тогда его, увидев издали всадников, заблаговременно спрятали в повозке с шерстью, а рядом находилась дочь хозяина именем Хадан, будто за делом перебирая шерсть.

И будто снова оказался, как в той воде речушки, впадающей в Онон. Также затаив дыхание, лежал он, весь недвижим, под гнётом больших охапок шерсти, боясь чихнуть ненароком. Не холодно стылая вода, удушливая жара нависала над ним. И как в той речной заводи он слышал голоса вблизи, шаги преследователей. Но не стесняла на этот раз деревянная колодка. И молил он про себя Вечное Синее Небо о спасении, не видя синевы Неба, но представив ясно его вышину, иссиня синюю глубину выси, молил о спасении, успевший хоть ненадолго, но успевший вдохнуть глотка именно свободы. Ибо знал, представил отчётливо, что будет пойман, и всё, конец его думам, его мечтам, равно как и жизни. И послышались шаги приближающиеся к повозке, на дне которой под шерстью и притаился он, опасаясь шелохнуться хоть одним пальцем.

– Придётся твою шерсть переворошить, – совсем вблизи рядом он услышал голос одного из подошедших.

– Что ж, ворошите, – услышал он звонко твёрдый голос девчонки, дочери Сорган-Шира, – да вот кто ж так долго усидит в шерсти не дыша, это ж точно, как вечно окунуться в воду, камнем сгинуть на дне…

– Да, кто же усидит, и я бы не усидел, – то раздался голос другого из подошедших.

Удалялись шаги подошедших, а затем и вовсе услышал цокот копыт коней ускакавших.

«Сорган-Шира, который спас жизнь новому императору, когда тот был в тайчиутском плену, стал ханским советником вместе со своими сыновьями», – британский историк Джон Мэн. «Секреты лидерства Чингисхана».

Память переворошит многое из прошлого сплошь из страданий перенесённых, сплошь из битв, из сечи яростных, в которых бывал он ранен, сплошь из обманов и предательств, но и надежд, мечты неугасимой покончить, навсегда покончить с враждой по степи меж племенами, говорящими на одном языке. Но память перед этим торжественным днём, что наступит завтра, взяла да выцепила именно те мгновения из его жизни, когда он был на всего на волосок от смерти. Что ж, может и стоит вспомнить такие мгновения бедствия, которых у него, однако, было очень много до этого дня, невиданного, неслыханного дня для всей степи. Да от лесов Баргуджин-Тукум на севере до пустынь Гоби на юге, от Селенги, несущей спокойные воды в само священное море Байкал на западе до Онона, до святой горы Бурхан-Халдун на востоке такого не было никогда. Да, такого не видывали и его славные предки Кабул-хан да Амбагай-хан, такое не случалось, не свершалось никогда под высоким куполом Вечного Синего Неба.

Завтра он наградит девяносто пять человек за помощь, оказанную ему когда-то, за верность ему, пронесшую в лихие годы подъёма от низины угнетения, ежедневных страхов за семью, когда многодневно и прятались по степи, будто загнанные звери. И потому среди них он в первую очередь наградит Сорган-Шира, назначив его командиром тысячи, и сыновья его будут возведены в нойоны, и дочь его Хадан он отблагодарит, воздав за то участие в его судьбе, ибо будет у неё особенное покровительство от него. Уговаривал он её стать одной из его жён, как отказалась она. И не смог, не стал перечить её воле, какой уж там укор иль неповиновение ему, ныне всевластному по всей степи, нет, и ещё раз нет, ибо её воля, тогда спасшей его свободу, его жизнь для него превыше всего. И потому и будет у неё особое положение, в котором она никогда более не испытает какого-либо недостатка. Так будет решено завтра. С такими думами он выходил из юрты, вдохнуть воздух степной ночи.