Курт Давид - Черный Волк. Тенгери, сын Черного Волка

Темучин, ни секунды не раздумывая, вскочил в седло, поскакал к Керулену, пустил лошадь галопом вдоль берега, и, хотя она несколько раз останавливалась, резко упираясь передними ногами в песок, или становилась на дыбы и била ими и даже бросалась в песок, выгнув шею, ей не удалось сбросить всадника. Темучин так ни разу и не коснулся земли подошвами сапог. Пастухи и воины орали от радости, запели песню, отбивая такт ладонями, и выкрикивали:

— Он настоящий Есугей, наш Темучин, он настоящий Есугей!

Мы все с гордостью поглядывали на торговца, который наблюдал за поединком не без беспокойства, но не отказался сесть в седло, потому что это было хотя и необъезженное, но благородное животное, и он был бы рад заполучить ее — тем более даром.

Когда торговец вскочил в седло, я держал лошадь в поводу. Наступила немая тишина, даже дети примолкли. Что-то будет?

— Так, — кивнул мне торговец, — а теперь оставь меня!

Я отпрыгнул в сторону. И лошадь побежала, нет, она помчалась во весь опор, она взлетела в воздух могучим прыжком, а потом упала вдруг на колени, и торговец, перевалившись через ее голову, рухнул наземь. А она сразу поднялась и затрусила к реке как ни в чем не бывало. Ордынцы расхохотались. А торговец, подстегиваемый желанием завладеть лошадью — может быть, он оказался храбрее, чем предполагал Темучин, — догнал ее и опять вскочил в седло. И снова упал, на сей раз в тот миг, когда лошадь неожиданно повалилась на бок и дико забила в воздухе копытами.

— Можете попытаться еще раз, — предложил Темучин.

А я подвел лошадь к нему и сказал:

— Она того стоит, торговец!

— Это не лошадь, а сущий дьявол! — Он сплюнул и, отряхивая свое платье от пыли, отошел в сторону.

— Может быть, кто-то из вас умеет стрелять из лука? — обратился Темучин к другим купцам. — Кто попадет в то место, которое я укажу, тому я ее подарю.

Никто не вызвался.

И опять мои ордынцы много смеялись, а некоторые из них перестали даже обменивать свой товар, сообразив, что купцы явно занижали цену. Другие же смотрели вслед удаляющемуся каравану с грустью: худо ли, бедно ли, но кое-что они хотели бы еще выменять. Им Темучин сказал:

— Пусть уходят. Они будут повсюду рассказывать, как их встретили в нашей орде. И тогда те, что придут после них, не будут так задирать нос и презрительно над нами насмехаться только потому, что мы живем в войлочных юртах и кочуем по степи. Всякому, кто будет вести себя с нами как с равными, мы окажем наше гостеприимство и будем с ним торговать.

И Темучин, молодой Темучин, которого народ назвал сегодня настоящим Есугеем, повел меня к своей юрте.

— Ты пришел сегодня ко мне, но я не слышал от тебя ни слова. Что случилось, Чоно?

— Меня прислал к тебе мой отец, — сказал я и развернул платок, в котором был кинжал. — Вот, Темучин, это подарок для тебя. За то, что благодаря твоей хитрости мы спаслись от Таргутая. Мой отец сказал, что желает тебе сравняться в мудрости с Есугеем, которого он очень уважал и которого однажды спас от верной смерти.

— Я знаю, — ответил Темучин, — во время охоты на медведя. Мне об этом не раз рассказывала мать. Такое не забывается, Чоно, и в этом есть своя мудрость.

Снаружи поднялся сильнейший ветер, он рвался в войлочные стены юрты. Темные тучи застили солнечный свет. За лесом рычал гром.

— Кинжал моего отца, — прошептал Темучин. — Дорогой подарок. И подходит к моему имени, Кара-Чоно, ведь я — Стальной Нож.

Темучин поднялся с ковра и подошел к обтянутому красной кожей сундуку. Из него он достал другой кинжал, тоже обернутый в кусок шелка.

— У этого ножа тоже есть своя история, Чоно. Он принадлежал татарскому хану Темучину, которого пленил мой отец и чье имя я ношу. От хана этот нож и достался. Ты мой первый друг, Кара-Чоно, и я дарю его тебе. Но сперва спрошу тебя, хочешь ли всегда быть моим верным другом? И чтобы я всегда был другом тебе?

— Но ведь ты уже на глазах бешеного Таргутая назвал меня своим другом, Темучин!

Ветер отбросил полог юрты. И мы увидели реку и лес, на который навалилась буря. С треском переломившись, в реку упал кедр. Молнии перечеркивали небо и стрелами падали в лес, гром катился по Бурхан-Калдуну, сотрясал землю и с ревом приближался к нашей орде.

— Хорошо, — сказал Темучин, — тогда поклянемся всегда быть вместе и хранить верность друг другу. Если ты нарушишь клятву, я убью тебя кинжалом моего отца, который ты мне подарил, а если клятву нарушу я, убей меня кинжалом татарского хана Темучина, который тебе подарил я. Справедливо это по нашим обычаям, Чоно?