Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Я довольно долго блуждал по тёмным, местами покрытым инеем коридорам замка, пока не увидел впереди краешек неба. Ускорив шаг, я почти побежал к выходу. «Ещё бы обратную дорогу найти, – подумал я, – и спросить ведь не у кого». Замок казался вымершим, в нём царила давящая тишина сродни той, что бывает в заброшенных склепах.

Почему-то я думал, что выйду из коридора у подножия крепостной стены, а на самом деле оказался чуть ли не в самом высоком месте замка. Монсегюр был построен на более-менее ровной вершине огромной скалы высотой более двух тысяч локтей. С трёх сторон скала круто обрывалась в долину, и подняться к замку можно было только по западному склону. Я подошёл к бойнице, заглянул вниз, и у меня захватило дыхание. С детства я боялся высоты. Внизу на страшной глубине в клубящемся утреннем тумане виднелись нагромождения камней. Долину окружали горы, вершинами подпирающие небо. Ни деревца, ни кустика, только угрюмый камень, да языки снега. Таким, наверное, должен быть ледяной ад.

У меня противно засосало под ложечкой, голова закружилась, а рот наполнился слюной. Чтобы не упасть, я схватился за каменную стену и отвернулся от пропасти. Передо мной лежал замок. Он оказался больше, чем я думал. Точнее, сам замок или цитадель был невелик и в плане представлял собой неправильный многоугольник. Сзади возвышалось главное здание с апсидами, крытыми черепицей. Справа над пропастью нависал круглый донжон, а слева, напротив донжона, над главными воротами лепилось что-то вроде барбакана – крытый деревянный помост с прорезями в настиле, через которые защитники замка могли обстреливать штурмующих ворота. Ещё дальше и немного ниже виднелась полукруглая зубчатая башня, в которую со стены можно было перейти по мосту. Ниже стен замок был обведён кольцом наспех возведённых укреплений со множеством башенок, напоминающих грибы на трухлявом пне. У подножия скалы смутно виднелась большая деревня.

– Любуешься? – неожиданно раздалось из-за спины.

Я обернулся. Передо мной стоял де Кастр, зябко кутавшийся в волглый плащ.

– Как видишь, цитадель невелика, и может вместить немногих, – стал объяснять он. – Поэтому большинство альбигойцев живёт внизу, в деревне у западного подножия горы. Многие, устав от мира, приезжают сюда навсегда, ведь у нас нет своих монастырей, и людям на склоне дней негде преклонить голову. Другие совершают паломничества в надежде на исцеление тела и души или чтобы испросить благословения или совета, третьи же, чувствуя приближение смерти, спешат в Монсегюр, чтобы принять Утешение и обрести покой на здешнем кладбище.

– Это замок принадлежит вам, отец мой? – почтительно спросил я.

– Нет, что ты! Его получила в наследство Эсклармонда де Фуа и передала во владение своему вассалу, Раймону де Перелла. Он живёт здесь со всей семьёй, я вас потом познакомлю. Многие годы Монсегюр пребывал в запустении, но Перелла привёл его в порядок. Ты видишь, что замок невозможно взять приступом. Он стоит в самом сердце гор, далеко от больших дорог, в краю, где живут одни горцы. Здесь от века не появлялись ни крестоносцы, ни католические попы. Это единственное место в Лангедоке, где добрые христиане ещё могут жить без страха. Даст Бог, мы перезимуем здесь, а там посмотрим…

Жизнь в Монсегюре была тяжёлой, а зимой она становилась почти невыносимой. От холода не было спасения. Даже небольшую, жилую часть замка было невозможно протопить. В горах каждая щепка была на вес золота, дрова привозили издалека и с величайшим трудом поднимали наверх. Топили соломой, сухим помётом животных, и вообще всем, что хоть как-то горело. По вечерам всё население замка собиралось в большом зале у очага и ловило драгоценные крохи тепла. Здесь же готовили пищу, здесь же спали, завернувшись в овчины и натянув на себя всю одежду. О том, чтобы уйти на ночь в заледеневшую комнату этажом выше, страшно было и подумать. В хижинах у подножья скалы было немного теплее, но там люди были предоставлены сами себе и многие не выдерживали одиночества, когда по ночам завывает ледяной ветер, наметая под дверь хрустящие сугробики, и до утра по снегу скрипят чьи-то тяжёлые шаги. Постепенно большая часть колонии перебралась в замок, и к холоду добавилась ещё и теснота. Еды, впрочем, самой простой, было достаточно, и голодных в Монсегюре не было. А вот больные… Во всём замке не нашлось ни единого ковра или шпалеры, чтобы завесить стены детской комнаты. Я делал что мог, но ряд детских могил на кладбище неуклонно рос. Каменистая почва настолько промёрзла, что яму выдолбить было невозможно. Тела заваливали камнями, надеясь предать их земле весной.