Наталья Нестерова - Возвращение

Марфа тяжело вздохнула:

— Дык и говорится: кто может, тот и едет, а не может, так ползет. — Она дала Степке пирожков. — Раздай, которые с детями и голодают.

Он вернулся довольный: как же, выступил благодетелем! В кармане что-то топорщится. Часы на цепочке! Клянется-верещит, что не торговал, ему всучили. Митяй рассвирепел, как только припадка не случилось, Стёпку оттаскал за уши, благо, места мало, не развернуться в купе, а то бы оставил брата безухим. Митяй сказал, что пойдет «с этим мародёром» извиняться. Настя их одних не отпустила: «Я с вами!» Она весь путь следования постоянно торкала мужа: «Не смотри в окно! Мелькает! Не смотри на колеса, когда куришь в тамбуре!» Настя, вернувшись, обратилась к Марфе, как к старосте купе, с просительной миной: «Там женщина, преподавательница консерватории, совершенно беспомощная». Для Марфы бездетных беспомощных женщин не существовало. Нужда заставит, бросишь на фортепьяно тренькать, пойдешь полы мыть, а христорадничать на себя одну — позорно. И та же самая Марфа привела с вокзала после стоянки женщину с тремя детьми. Стояли подолгу, выгуливаясь на свежем воздухе, пропуская мчащиеся на Восток эшелоны. У женщины, которую привела Марфа, только один ребенок был свой, двое других — от соседки, с которой вместе в эвакуацию уехали и которая от дистрофии умерла. От полученной в Блокаду дистрофии умирали и через месяц, и через два: в организме шли процессы необратимые. Мать деток сохранила ценой своей жизни, добрая женщина-соседка их не оставила, пятый поезд пропускают… И… они… почти земляки, с Петроградской стороны. В шикарном купе раньше сидели на коленях друг у друга, теперь — на головах. А на подъезде к Ленинграду, когда ехать оставалось часов пять, если не будет долгих стоянок, Марфа опять подсадила к ним пассажиров: бабушку, которая везла в Ленинград двух внуков. Мать этих детей умерла, бабушка болела, из последних сил держалась, не хотела, чтобы внуков в детдом забрали, вот и везла их к своей младшей дочери. Ничего, потеснятся, в тесноте да не в обиде.

На перроне их встречал Александр Павлович Камышин. Суматоха (как внедриться в вагон на отправной станции, так и выскочить из него на конечной станции люди почему-то нервно торопятся) помогла Насте скрыть горестный всхлип. Папа не просто постарел. Он скукожился, стал ниже ростом, превратился в худенького старичка, на котором довоенное пальто, прежде облегающее крепкую фигуру, болталось свободно. Настя поцеловала отца, высокорослый Митяй его обнял, Настя с Митяем снова бросились в вагон — выносить вещи и выводить своих пассажиров.

Вокруг оторопевшего Александра Павловича ширилась куча чемоданов, узлов, между которыми пристраивались дети… В невероятном количестве! Откуда столько детей?

Наконец он увидел Марфу. Статную, большую, красивую, несмотря на мужской тулуп, голову, повязанную шерстяным платком, концы которого, крест-накрест через грудь, уходили за спину, несмотря на валенки с клоунскими галошами.

— Марфа моя! — подскочил, обнял, зарылся головой ей в плечо, уткнулся носом в жесткую ткань тулупа.

— Ну, будет, будет! — похлопала его по спине Марфа и отстранила. — Раз, два, три чемодана, а где четвертый и пятый? Узлов сколько? Стёпка, ирод! Поздоровайся с Лександр Палычем! Где чемоданы и узлы?

— Да выносят, мама!

Степан как взрослый протянул Александру Павловичу руку, но тот, игнорируя рукопожатие, крепко прижал его к себе.

Степка даже крякнул:

— Задушите! Если мама недосчитается чемоданов и узлов, она мне башку отвертит.

Камышин развел руки, сын Степка нырнул обратно в вагон, из которого продолжали выплескиваться разновозрастные дети, узлы и чемоданы.

— Папа! Твой внук Илья! — Настя подвела к нему мальчонку в черной цигейковой шапке и шубке, перепоясанной ремешком.

— Вырос-то как! — подхватил его на руки Александр Павлович. — Вы все возмужали и выросли, любо-дорого видеть. Но, позвольте спросить, остальные… весь этот детский сад?

— Временный, — ответила Марфа. — Им только переночевать. У нас ведь две площади, вас не стеснят.

— Как сказать две… Хорошо, что я приехал встречать вас не на легковой машине, а на грузовике.

— На грузовике! — возрадовалась Марфа. — Дык мы сейчас и багаж заберем!

— Еще и багаж!? — Камышин чуть не выронил внука.

Марфа его не слушала:

— Митяй! У нас грузовик! Настя, доставай из сумки квитанции! Бегите за багажом! А то пропадет, стырят, не поперхнутся. Я все нервничала в дороге, а тут грузовик.