Там, в скромно меблированном кабинете, допрос продолжался:
— Говорите ли вы по-немецки?
— Я совершенно не знаю этого языка, но зато я свободно говорю по-испански.
Эта хитрость позволила ему в дальнейшем многое узнать, так как немцы в его присутствии свободно разговаривали на своем языке.
Капитан продолжал:
— Что вы думаете делать в Испании?
— Собираюсь найти работу и забыть те страдания, которые я перенес во Франции и о которых у меня остались кошмарные воспоминания. Я никогда больше не вернусь за Пиренеи. Испания будет моей новой родиной. Могу я вас просить оказать мне содействие в отыскании работы в Сан-Себастьяне или в каком-нибудь другом месте?
— Ваша профессия?
— До войны я был коммивояжером по продаже спортивного инвентаря, но я могу приняться за любое дело. Работа меня не пугает.
В течение нескольких часов «дезертир» отвечал на предлагаемые ему вопросы: он делал это охотно и достаточно ловко, чтобы расположить к себе своего собеседника.
Он рассказал, что моральное состояние французской армии плохое, а общее положение почти безнадежное, что очень понравилось капитану Крафенбергу. «С25» рассуждал обо всем очень непринужденно, разумно критиковал организацию союзников, вставлял порой очень уместные восклицания.
Наконец капитан поднялся, чтобы пойти посоветоваться со своим начальником. Личность нового «дезертира» возбудила в нем живой интерес.
В тот же вечер Крафенберг пригласил к себе «С25». Он предложил ему прекрасный обед с крепкими винами.
Цель этого обеда была совершенно ясна: немецкий офицер рассчитывал напоить своего гостя и воспользоваться его болтливостью, чтобы выведать сведения, которые тот, возможно, скрывал.
К счастью, «С25» имел проверенную способность много пить; большое количество крепкого бордо сказалось вскоре на самом немце.
Прекрасно разыгрывая свою роль, «дезертир» сделал вид, что он опьянел. Он стал болтливым, начал называть на «ты» своего хозяина и притворился, что нисколько не удивлен присутствием третьего человека, который бесшумно вошел в столовую и, растянувшись на диване, небрежно курил большую сигару.
Это был не кто иной, как генерал Шульц, старавшийся не упустить ни одной детали из этого разговора, так кстати оживившегося после сытного обеда.
Во время этой непринужденной болтовни генерал счел нужным задать какой-то вопрос. Крафенберг только теперь заметил присутствие своего начальника и, поднявшись как автомат, встал во фронт. Затем принесли ликеры. Беседа приняла еще более оживленный характер.
Во время разговора генерал Шульц внезапно устремил свой взгляд прямо в глаза «С25», фамильярно похлопывая его по плечу, сказал:
— Я не буду перед вами притворяться. Я прямо пойду к цели. Мне нужен такой человек, как вы.
После короткого молчания он добавил:
— Согласитесь ли вы вернуться во Францию? Я хотел бы, чтобы вы взяли на себя одно поручение. Вы сможете получить маленький капитал, который вам позволит, после того как мы выиграем войну, жить на ренту. Наша организация, видите ли, настолько сильна, что риск, которому вы можете подвергнуться, минимален. Так как вы свободно говорите по-испански, то дело уладить очень просто: мы поможем вам переменить национальность, а дипломатический паспорт, которым вы будете снабжены, откроет перед вами все двери! Я даю вам время подумать до завтра. Имейте в виду, что в случае отказа вы будете немедленно отправлены обратно в лагерь, где будете горячо раскаиваться в вашем решении; если вы согласитесь, я отвечаю за ваше будущее и ваше благосостояние. Завтра вы мне дадите окончательный ответ.
Затем «С25» проводили в комнату, специально приготовленную для него на ночь.
На другое утро агента снова привели в комнату, где он обедал накануне. Там он застал обоих офицеров склонившимися над картами, испещренными карандашом.
— Ну, что же? — добродушно спросил капитан.
— Я согласен, раз так нужно, — решительно ответил мнимый дезертир.
Голос Крафенберга сделался суровым:
— Если вы обманете наше доверие или будете сообщать нам ложные сведения, то считайте себя мертвым; мы разделаемся с вами, как с собакой; мне не нужно говорить, каким образом это будет сделано… Но так как вы, по-видимому, согласны работать с нами, то подпишите этот контракт.
Капитан протянул «дезертиру» отпечатанную на пишущей машинке бумагу, гласившую:
«Я даю слово всеми моими силами служить Германии, которая начиная с этого дня будет моим единственным отечеством. Я обещаю сохранять конспирацию, быть осторожным и мужественным при выполнении возложенных на меня поручений.
Читать дальше