Ганс Берндорф - Рассказы

Марта потребовала бумаги и написала своим родителям, что она теперь занимается политикой и что в настоящую минуту на время находится под арестом, так как в ее руках случайно сосредоточились «тайные нити сложных политических проблем»…

По «наводке» Марты арестовали и троих англичан. Их радиоторговлю обыскали, но не нашли ни одной компрометирующей их бумаги. Французская контрразведка командировала тогда в Лондон своего агента, которому удалось выяснить, что англичане эти были: двое — военные действительной английской службы и третий — некий агент разведки. Далее было установлено, что радиоторговля имела в среднем не больше трехсот франков в месяц оборота. Все трое с этих доходов не могли вести такую широкую жизнь и притом еще содержать особую секретаршу, которую власти вскоре выпустили из-под ареста.

Но самой серьезной уликой против этих троих агентов было показание владельца одного бара, который заявил, что директор радиоторговли Литер всю свою корреспонденцию получал не на имя своей конторы, а по адресу бара, и привел целый список адресатов, на имя которых приходили письма.

Англичане решительно вначале все отрицали, энергично защищаясь и не сознаваясь в занятии шпионажем, но ничего не могли возразить против неопровержимых доказательств их принадлежности к действительной службе в рядах английской армии.

Когда правительства обеих стран пришли к соглашению замять это неприятное для них обоих дело, шпионка Марта Морейль оказалась для безболезненного улаживания этого инцидента самым серьезным препятствием: ее словно обуяла фанатическая ж аж да откровенности; своими разоблачениями она исписывала целые кипы бумаги. Когда однажды ее вели на допрос по двору суда, где столпились парижские репортеры, ожидавшие ее прихода, Марта, узнав, что это журналисты, сказала:

— Прошу вас по возможности хранить молчание о моем серьезном деле, чтобы не позволить скрыться главным виновникам…

Дело становилось до такой степени скандальным, что его наконец прекратили. И когда кто-нибудь напоминал о нем Виктору Эрве, он только с отвращением фыркал и цедил сквозь зубы: «shoking».

Когда Марту выпустили из тюрьмы, она объехала все редакции в поисках экземпляров тех старых газет, где что-нибудь о ней говорилось. На последние деньги она купила объемистый конверт и, вложив туда все газетные вырезки, отослала их своим родителям.

На чайной террасе «Индийского отеля» в Гааге одним сумрачным зимним вечером сидел капитан голландской армии Мак-Леод и со скучающей миной смотрел через окно на широко расстилающуюся перед этим первоклассным фешенебельным отелем площадь. Снежные хлопья, бесконечно валившиеся с неба этим ранним зимним вечером 1894 года, казалось, лишь усиливали давно напавшую на него тоску.

Капитан только что на днях напечатал в одной из местных газет объявление о своем желании сочетаться браком с девушкой одного с ним общества и материального достатка и теперь вертел в руках письмо какого-то лица, ответившего на его объявление и сообщавшего, что именно его дочь, быть может, соответствует его запросу, так как у нее солидное приданое, она молода, прекрасна, насколько об этом, разумеется, могут судить родители, и жизнерадостна.

Сидя теперь за стаканом чая в отеле, капитан ждал первой встречи с этой девушкой, и, когда мысль его останавливалась на ее предполагаемой внешности, ему почему-то представлялось, что явится какая-нибудь грузная, дебелая мещаночка с сомнительными прелестями, на которой ему, из-за ее приданого, придется жениться.

И вдруг он вскочил так стремительно и в таком изумлении, что чайный стакан повалился набок и залил скатерть. Тарелка с пирожными полетела на пол, а за ней последовала сахарница…

Перед остолбеневшим офицером появилась девушка такой поразительной красоты, неизъяснимой привлекательности и очарования, каких капитан, видавший всякие виды и знавший массу женщин в своей бурной жизни, никогда еще не встречал.

Среднего роста, замечательно стройно сложенная, с прекрасно развитыми формами, с изумительно пропорциональными станом, руками и ногами, с нежно-золотистым оттенком свежей кожи, необычайно большими чудными глазами и с густыми черными волнами кокетливо убранных в художественной прическе волос, подчеркивающих ее безукоризненный профиль, на террасе отеля стояла перед пораженным Мак-Леодом, словно мечта художника, Маргарита Целле, весело улыбаясь хаосу, который с испугу наделал на своем столике этот претендент на ее руку и сердце.