Леонид Митин - Живее живых. История Эшлера. Роман в двух частях

– Хм, не люблю выигрывать, но такова Судьба. – Медленно, прерывистой и тихой речью ответил Ульрих – слышал о Лютере или все еще мечтаешь об Эпикуре?

– Знаешь, тут рядом есть дом главы гильдии Альбрехта Вагнера? Он имеет отношения с ганзейским союзом то ли сам, то ли через посредников.

– Ммм, припоминаю… – протянул Ульрих.

– Так вот у него дочка божественной красоты. Я хочу написать для нее сонет и приложить подарок, но… – возбужденно говорил Фридрих, пока Ульрих его не перебил.

– Но таланта у тебя точно больше, чем денег. Маргарита Вагнер очарует кого угодно, но не думал, что попадешься и ты, кто прекрасно знает идею Платона об эйдосах. Кстати, у меня для тебя есть кое-что.

После этих слов Ульрих вынул небольшой свиток:

– Это трактат «О Сущем и Едином» мессера Джованни пико делла Мирандолы из академии в Кареджи. Трактат о том, как соединяются Платон и Аристотель, бывшие, как ты знаешь, соперниками. Трактат мне переписали друзья из Кареджи.

– Постой, примирить Платона и Аристотеля? Каким образом это возможно? – удивился Фридрих, забыв о любовной тоске.

– Сам посмотри – ответил Ульрих, протягивая свиток – это лучше, чем пасть в лоно геенны огненной, пусть и милой, как Маргарита.

– Влечет меня к ней, вот и все – раздраженно ответил Фридрих. Он знал, что такие разговоры с Ульрихом бесполезны, ему неведома страсть к красоте, жажда обладания этим сокровищем, словно прирученным фениксом.

– Понимаю, но есть предложение интереснее. Приходи на закате в старый квартал, и оттуда доберись до хижины лесника, что стоит вдоль могучего дуба. Постучи и скажи: «Carpe diem».

– Ты не можешь просто напиться у старого Иеронима? Решил придумать развлечение? – улыбнулся Фридрих.

– Нет, вино, и эль меня не пьянят. Приходи, вот и все. Доброго дня и храни тебя Бог – сказал Ульрих и неторопливо ушел бесшумными шагами, будто бы время не властно над ним.

Фридриху пришлось отправляться на занятия голодным, но его больше интересовал свиток Мирандолы. Фридрих знал о Мирандоле весьма жуткие вещи: якобы он практиковал магию и продал душу Дьяволу за тайные знания общения и воскрешения мертвых. Людская молва рассказывала о нем небылицы, а ученые старались держаться от этих гуманистов подальше.

После занятий Фридрих украдкой, словно опасный вор, пришел в свою комнату, и прежде чем войти, осторожно огляделся, опасаясь слежки. За чтение гуманистов можно было лишиться места или даже попасть к инквизиторам, в любом случае, костры возжигались, суды велись и этому не бывает конца. Излишняя осторожность не замечается как чудаковатая странность, если обладатель странности является чудаком, поэтому никто не обратит внимание на подобную предосторожность.

Фридрих сел за письменный стол у окна, чтобы отдаться чтению запретного трактата человека, попавшего под суд за свои идеи. Держать в руках копию плода свободной мысли, устремленной к одной только истине, с лихвой устраняло всякое чувство опасности, превращая его в источник мученичества. Рисковать жизнью ради истины – это подвиг, на который способен только человек, знающий, что такое любовь. Чувство опасности только усиливало любопытство, тем более, Фридриха поразило до глубины души, что кто-то сумел примирить Платона и Аристотеля. Ведь, примирив их, можно примирить весь мир под крылом Единой Истины, единого знания, познание единой сути вещей – вот мечта всякого, кто желает власти, даже пусть и власти над собой. В душе Фридриха распалялась страсть, вожделеющая этот свиток с письменами, и чем более он размышлял о содержимом и могуществе слов, тем сильнее он желал развернуть его, показать его лучам света Божьего, дабы тот осветил ему мудрость человека.

Комнату постепенно заполнял мягкий золотистый с розоватым оттенком свет. Приближалась колесница Гелиоса, возвещающая о приближении союза Гекаты и Морфея. Розовато-алый плащ расстилался по небу, смешиваясь с небесно-голубым небом и сероватыми облаками, разбросанными по небосводу, словно ангельский шелк, рассыпая окровавленное золото по крышам домов и церквей блистательными лучами. Зной и жар полудня остывал особой свежестью и приветливой лаской, обнимая каждый полный вдох, и легкостью придавал умиротворяющее успокоение и уют.

Фридрих почувствовал теплоту вечера, стряхнул с себя забытье размышления и оглянулся осмотреть комнату, словно был тут впервые и не узнавал привычных вещей. Спустя мгновение, он пришел в себя, но мысль о прочитанном, строгой и властной демоницей, восседала рядом с ним, на окне, закрывая своим телом свет так, чтобы игра теней была увлекательная и завораживающая.