Леонид Митин - Живее живых. История Эшлера. Роман в двух частях

Когда зараженных негде было складировать, а смрад и вонь сгущались в облака, от которых болезнь распространялась по телу еще быстрее и мучительнее. Люди задыхались в этом смраде, и похоронщиков здоровых уже не осталось. Весь район звучал кошмаром: всюду кашель, отхаркивание, стоны, крики, хруст ломающихся костей. За всем этим следили те, кто поклялись защищать нас… ха, теперь они защищали власть. Им приказали расстреливать нас. Тогда ко всем бедствиям добавились издевательские соревнования стрелков. Они спорили на деньги, соревнуясь в меткости. За ребенка самая высокая награда – десять пфеннигов. На глазах у матерей дети падали замертво, словно колосья в сбор урожая, под смех и оскорбления стрелков. А несчастная мать, окончательно обезумев, начинала биться головой о стену или пытаться расцарапать камень, пытаясь добраться до убийц.

Болезнь меня миновала, потому что я редко соприкасался с больными. Однако, это не могло долго продолжаться, и развлечение стрелков лишь первая мера. Я ожидал погромов и тотального уничтожения целого квартала. С давних пор я изучал труды магов, алхимиков и платоников. Может знаешь их: Марсилио Фичино, Агриппы Неттесгеймского, Трисмегиста, Мирандолы? Ночами я читал и изучал все правила и заклинания, практикуя различные техники по управлению своим умом и телесными процессами. В конечном итоге, я нашел рецепт желчного сока, способного оживить мертвых без помощи философского камня, но для этого нужны были несколько условий, и главным было: посвятить себя служению хаосу. Тело не должно разрушаться, и ангельская помощь и благодать тут не помогут, по простой причине: они скорее исполнят предназначение, чем позволят нарушить законы природы. Ведь Бог есть Природа. Итак, я отдал свою душу Хаосу. После этого я выпил эту желчь, и после страшной боли, случилось удивительное: моя душа вросла в мое тело, и отринув Божью благодать стала темной, но своевольной. Я обрек себя на свободу. Таким образом мне удалось создать себе небольшую свиту из мертвецов, личей, парий и прочей нечисти. Благо, в материале не было недостатка. В скором времени я заготовил достаточно материала, чтобы продолжать свои изыскания.

Погромы начались неожиданно. Толпы солдат под гимны священников ворвались в наш район, и стали убивать, сжигать, грабить. За пару часов резни, квартал и лепрозорий сгорели дотла, оставив только руины. Однако, солдат предали, закрыв ворота. Теперь эти освободители остались дышать тем, чем дышали мы. Я спрятался в подвале и просто ждал. Времени у меня теперь было предостаточно.

– Ты не стал создавать армию мертвых? Не стал мстить?

– А зачем? Когда живешь среди боли, отчаяния, смерти и вечной ночи, созданной погребальными кострами, жалость умирает вместе с сердцем. Уже воспринимаешь эту картину, как обыденность, как завтрак, как пейзаж за окном. Я сочувствовал им, но подумай сам, что было бы, если бы я создал тут маленький некрополь с дворцом-зиккуратом на главной площади? Нет, мне нужно одиночество, и именно здесь я его создал. Добавь к этому, еще годы войн, конфликтов, крови и слез, и как итог – проклятое бессмертие, которого мало кто может вынести, если вообще кто-то сможет.

Они вышли в жилую часть города. Со временем город разросся, и улицы наполнялись электрическим светом, машинами, рекламными вывесками и толпами людей всех положений и слоев. Люди предпочитали забыть или вовсе не знать о том, что произошло давным-давно. Это мешает радужному ощущению единства, любви и братства в борьбе за сохранение великого наследия предков с приумножением своего благосостояния. Лишь раз в год устраивался карнавал, ставший со временем светским праздником, утратившим свое первозданное суеверное назначение – умилостивить смерть, почтить память умерщвленных Чумой. Теперь же люди радуются, пьянствуют и развлекаются в меру своих сил и способностей, обогащая сувенирные лавки, магазины игрушек и рестораны. Неважно, какой повод создан для того, чтобы подарить близкому хорошее праздничное настроение и создать для него, хотя бы на один день, небольшой островок покоя и счастья. Со временем забывается все, кроме доброты и милосердия. Они остаются навсегда, не взирая на лица и взгляды.

Монах жил на седьмом этаже многоэтажного дома. Дом большей частью пустовал из-за того, что его облюбовали маргиналы, бродяги и нищие в поисках укрытия от полиции или от непогоды. Здесь было очень мало постоянных жильцов, поэтому этот дом являлся отличным убежищем для монаха.