Сергей Басов - Бетховен

корчил разные рожицы, а уж какой рассказчик. Вот умел навеять что-то ее женскому сердцу. А может просто тогда было одиноко молодой милой вдове без детей. Вдова в двадцать лет! И

тут он-молодой, остроумный, веселый, А как ухаживал! И что было в этом оболтусе, где были

ее глаза и мозги? Это потом она узнала, что мать Иоганна пьянчужка и взаперти в женском монастыре, еще позже, уже после рождения Людвига, узнала, что муж может быть просто жестоким, Глупость не в счет. Сейчас она все чаще вспоминала старика капельмейстера. Будь он сейчас жив, такого бы не случилось. В последнее свое лето Капельмейстер пригласил ее к себе. Маленький Людвиг был под присмотром Цецилии Фишер, а она шла с рынка. Там они и повстречались. Старый капельмейстер почти силой увлек ее к себе, Шесть больших комнат, обстановка поразила ее. Она и раньше знала, что свекр в их родном Бонне

занимается винной торговлей, ведет связи с Францией, Голландией, уважаемый негоциант.

(слово это часто слышала в разговоре) В тот день старик долго водил невестку за руку по

всем комнатам, открывал сундуки и шкафы, пробовал на прочность редкие ткани, нюхал,

заставляя теребить ноготком фарфор и хрусталь. Шкафы, полные серебряной и позолоченной

посуды, вилки и ложки с незнакомыми вензелями, люстры и подсвечники редкой красоты и работы-все это старик обводил взглядом полным превосходства и гордости. На минуту остановился у окна, расстегнул тугой воротник. Как тяжело дышать…

– Вот такие дела, Елена.

Он впервые назвал ее Еленой. Редко, в далеком детстве так называл ее отец, изредка муж, но больше никто. Она подошла к нему, прижалась щекой к его широкой спине. Ладонью вполоборота капельмейстер ласково погладил ее по волосам. На большее он не решался. Сколько минут она простояла вот так-прижавшись к свекру, плача тихо и обреченно,

она не запомнила. Старик тяжело дышит, шершавая рука его лежит на ее волосах.

– Вон, бежит наш бегун, -заметил Людвиг своего сына, спешащего к его дому.-Когда-нибудь

добегается до своего конца.

Магдалена молчала, прижавшись к спине свекра. И вот сейчас она поняла -то была последняя встреча. Отложенное завещание немногословного, скупого на чувства капельмейстера. Чем он еще мог помочь семье? Последние теплые слова свекра:

– Мне ведь с собой это не забирать…

За буднями та встреча забылась и вот теперь, обнимая плачущего сына, она молила Бога о невозможном.

Наблюдая за уроками сына, Магдалена надеялась, что хуже быть не может, но она ошибалась. Через месяц рядом с сыном и мужем она увидела грязноватого непричесанного мужлана в грязном сюртуке и без парика. Мужчина нетвердо стоял на ногах и глупо улыбался.

Попросив мужа пройти с ней в комнату, Магдалена зашептала:

– Что ЭТО?

– Совсем забыл! Помнишь, ты говорила, что концы не свести, жаловалась… Но я ведь не промах.

Это наш новый квартирант -Тобиас Пфайфер, музыкант, мастер на все руки. Я договорился:

он будет за стол и кровать учить нашего оболтуса.

Магдалена широко раскрыла глаза, Слов не было.

– Какая квартира, Иоганн? У нас две комнаты, нам самим жить негде.

– А чулан? Там можно поставить кровать и тумбочку, а столоваться он будет в нашей кухне. Ты его и не увидишь. Он с утра до вечера в оркестре и только ночевать будет у нас. Пару монет нам помешают?

Интересно, это вопрос или утверждение. Магдалена только разводит руками. Хочется сказать многое, но так, чтобы не обидеть Иоганна. По глазам его заметно-он уже пропустил стаканчик»за знакомство» и теперь только и ждет как улизнуть. Будь что будет…

– Не понимаю-есть Рисы, Зимроки, Саломоны, есть Рейха, но ты выбрал вот ЭТО! С тобой

уже никто не хочет связываться.

Иоганн замер. Он не знал, что ответить. Кричать на жену при госте и двух детях не хотелось и он лишь молча замахнулся на жену.

– Мама!

Этот родной голос из соседней комнаты вернул обоих супругов к действительности. Оба бросились в большую комнату. Людвиг орал, забравшись под клавесин, а новый дружок мужа тростью старался»выковырять» малыша из-под инструмента. Пфайфер зло стучал кулаком по инструменту.

Ма-ааа! -верещал Людвиг.

Магдалена схватила сына на руки и, прижав к себе, закричала:

– Оба-вон!!

– Пошли, она скоро успокоится, -спокойно, как ни в чем не бывало, произнес Иоганн.

Пфайфер облизнулся, разворошил нечесаные волосы, став еще отвратительнее, и поспешил за

другом. Со смехом и гоготом оба скатились по лестнице.