– Но никогда не приносил пистолет в номер, – хмыкнула Маша, – нет, надо действовать по-другому, – она ненавидела себя за желание покинуть СССР:
– Мой сын здесь, – каждый день повторяла себе женщина, – я обязана его спасти. Но как, – Маша подавила желание опустить голову в руки, – я не знаю, где Феденька. Его могли отдать Журавлевым, но могли и отправить в детский дом, сменив ему имя и фамилию. Ему было всего два года, – слезы закапали на клавиши, Маша велела себе собраться:
– Нельзя раскисать, – она подошла к распахнутому в сад окну, – нельзя думать о Феденьке. То есть нужно думать, но не так…, – мягкие ручки обхватили ее шею:
– В ису вовк, – сонно сказал мальчик, – мама, пой песенку, – Маша улыбнулась:
– Я пела ему колыбельные про волчка и котика…
Колыбельные любил и Мотя. В почти пять лет мальчик еще просил, чтобы его укладывали спать. Мотя хорошо читал, но всегда требовал рассказать ему что-нибудь. Маша избегала упоминаний о Ленине или коммунистах:
– Их Моте хватит в детском саду и школе, – она повертела кольцо на шее, – Феденька должен пойти во второй класс, – горло перехватило рыданием, – увижу ли я моего мальчика, увижу ли Генриха и папу?
Вокруг ламп на каменной террасе вились мотыльки. Солнце зашло, на черном пологе неба горели яркие звезды. Маша уловила звук радио:
– Охранники слушают футбольную трансляцию, – поняла она, – Эйтингон говорил, что сегодня играет «Пахтакор», а здесь все за него болеют.
Приставленная к вилле горничная, молчаливая пожилая женщина, накрыла в столовой холодный ужин. Рыбу с икрой сюда привозили с Каспийского моря:
– Завтра Эйтингон обещал шашлык и плов, – вспомнила Маша, – на дачи доставят чуть ли не лучшего в Средней Азии повара, – Эйтингон весело сказал:
– Он меня кормил тридцать лет назад, когда я навещал здешние места. Ему восемьдесят, но старик бодр и работает в кафетерии на Русском Базаре. Такого плова вы в Москве не попробуете, – от Генриха Маша знала о побеге генерала Кроу и его жены:
– Они добрались до местной авиабазы и перелетели границу, – женщина не выпускала цепочку кольца, – но я не умею водить самолет, – Маша понимала, что прыжок в Каспийское море будет безуспешен:
– На корабле есть шлюпки, – женщина задумалась, – можно попробовать украсть одну. Но я ходила под парусом только на Волге, а море совсем другое дело, – из Красноводска до Астрахани они добирались на пограничном катере:
– Где шлюпок не будет, – бессильно поняла Маша, – а на Волге они бесполезны. Нельзя тянуть время, Гурвич может захотеть ребенка, – Маша знала, что никогда не прервет беременность:
– Даже от Гурвича, – она покусала губы, – это смертный грех. Никакого ребенка не случится, – женщина разозлилась, – Господь такого не допустит, как Он не допустил моего поругания, – на дорожке заскрипел гравий, по деревьям метнулся свет фар:
– Он начал вывозить меня из Москвы, – поняла Маша, – он расслабился. Из СССР мне не исчезнуть, на запад он меня никогда не возьмет, но остается ГДР. Моте полезно навестить Дрезденскую галерею и Музейный остров, подтянуть немецкий язык, – она сжала руки, – в Берлине Стена, но я зубами прогрызу себе дорогу к свободе, – в передней раздался ласковый голос:
– Ты не ложишься, милая, ждешь меня…
Безмятежно улыбаясь, Маша пошла навстречу Гурвичу.
Гранатовый шербет поблескивал в хрустальном графине. Шелковые шторы в кабинете раздернули. Из окна туркменского МВД виднелись белые колонны театра драмы и унылое бетонное здание главной городской гостиницы:
– Разумеется, названной в честь столицы, – Саша затянулся Camel, – но объект нашего интереса в отеле не появится. Гражданин Лопатин лег на дно, – Саша подумал, что стоит сводить Машу в театр:
– Вчера она была ласкова, – Скорпион поймал себя на улыбке, – она начала приручаться. Волку тоже надоедает смотреть в лес, – он справился в валяющейся на столе газете. Давали «Человека с ружьем» и некоего «Посла эмира» авторства неизвестного Саше Кулиева:
– Скука, скука, скука, – Саша скрыл зевок, – но в воскресенье утренником ставят «Остров сокровищ». Моте нравится книга, – он все же решил не рисковать. Маша могла затеряться в театральной толпе:
– С нее станется бросить Мотю и прогуляться в туалет, куда охранники за ней не потащатся, – Саша отхлебнул сваренный на песке кофе, – в Москве я его повожу по театрам, но здесь пусть парень дышит горным воздухом.
В заметке сообщалось, что театр готовит премьеру литературно-музыкальной композиции «Воин революции». Сначала Саша решил, что его покойный воспитатель Королёв даже на том свете стрижет купоны со своих творений:
Читать дальше