– Мнда-а, – задумчиво произнес епископ. – Дело сильно осложняется. Нам неизвестно, но кто-то ведет очень опасную игру. Но кто бы он ни был, вы должны под присягой, слышите, под присягой дать показание, что эти дети Ягайлы. Вы меня, королева, поняли?
– Вы мне найдете Януша? – вместо ответа спросила она.
– Я буду с вами откровенен. Для вас… его лучше не найти. Если он покаже… Вас ждет темница до конца ваших дней. Детей… В лучшем случае – холопская доля! Вы меня поняли?
– Да, да! – быстро ответила она. – Но я… я боюсь греха.
– Поздно о грехе думать, когда он уже совершен. Теперь остается только молиться. И я за вас помолюсь, отпущу все ваши грехи, если вы, королева, выполните то, что обязана выполнить королева: сохранить целостность Польши. Вы понимаете, о чем идет речь?
– Да, да! – опять быстро произнесла она.
– Я вижу, утомил вас. Пойдемте, провожу вас.
Он поднялся первым и жестом показал дорогу. Они выходили из задних дверей костела. Там ее ждал экипаж. Епископ при расставании взял ее руку. Пальцы у него были холодны, наверное, как его душа.
– Не забывайте, королева, наш разговор, – сказал он ей на прощание.
Она ничего не ответила, подумав про себя: «На черта сдалось мне королевство, если не могу видеть дорогого человека и грозит темница».
Проводив королеву и вернувшись в костел, Збигнев Олесницкий, дойдя до кресла, упал в него, точно его оставили силы. Он понял, что кто-то ведет против короля Польши очень опасную игру. Если этот неведомый враг получит сведения от служанок, что дети не короля, неизвестен будет путь Польши. Литва, почувствовав слабость королевской власти, немедленно провозгласит свою самостоятельность. «Стоп… Литва… Уж не дело ли это рук Витовта? Ведь это он спит и видит, как оторвать Литву. Так, так, враг опасен, тем более он очень сильный полководец. И вот он, получив эти сведения, сольется с Мазовецким, который мечтает о былой самостоятельности своего княжества. Они, с двух сторон объединившись… Нет! Этого у них не получится!» – И сухим кулачком Олесницкий громко стукнул о ручку кресла.
Лето быстро пролетало. На рыбалку князь Задонский больше не ходил. Та, одна, оставила в его душе горький отпечаток. Он понял, что даже дети Юрия прониклись к его семье какой-то желчной ненавистью. «Этот Косой… Ну, что сделал Василий? Играл, обрызгал его. А он? Чуть не утопил двоюродного брата. Ладно Михайло. А не окажись он там… Потом, что бы взяли с мальца? Нет! Тестя надо подключить. Что-то барахлит мое здоровьеще. Всяко могет случиться, – такие думы часто посещали князя, когда он, сидя в кресле на расписном крыльце, любовался серебристой рекой, тихим алым закатом солнца. – Вот и нет его… ушло, а куда? Так и я уйду… кто останется? Эх, как жаль, что Василий так мал. Останется малец, разве ему потягаться с Юрием. Да и… Нет, я правильно сделал, что в завещании утвердительно благословляю сына своим Новгородом Нижним, Муромом, но о великом княжении, не знаю, прав я или нет, но написал предположительно: а даст Бог сыну моему великое княжение. Это на всякий случай, если победит Юрий. У Василия будет где собирать силы. Думаю, правильно я поступил, что приказываю сына своего Василия тестю Витовту, братьям Андрею, Петру, равно как и троюродным братьям, сыновьям Владимира Андреевича». В этот вечер, занятый своими мыслями, князь Задонский и не заметил, как на небе заблестели звезды. «А интересно на них смотреть. Так глянешь, они словно мертвые. А приглядишься, как живые: мерцают, куда-то двигаются. Да, жизнь, когда идет движение…»
Вот подошло время, и задумал князь с кузнецами самим пушки да пищали лить. Но ничего не получается.
– Не, князь, мозга у нас слаба, – вытирая лоб рукавом, проговорил здоровый кузнец Петро, – ты, князь, грамотный, вот и отпиши, пущай с немчуры приедет мастер. Мы поглядим, а далее все само пойдет.
«А че, Петро прав», – подумал Василий Дмитриевич и позвал дьяка Тимофея Ачкасова, чтобы он отписал письмо. А адрес бы узнал в Немецкой слободе. Ачкасов так и поступил. Шло время. Князь, как обычно, вышел на крыльцо, оно было завалено засохшими листьями.
– Гляди, и осень пришла, – вздохнул он.
А вскоре крылец покрылся белым пушистым снежком. «Зима», – опять вздохнул князь. В один из зимних дней Софья получила письмо от отца. Оно было коротким: «Сильно занят, решаю судьбу своего единственного внука». «Че он там решает», – думал князь, сидя на крыльце и закутавшись в тулуп. Ноне погода пасмурна. Еще с прошлого вечера потянул ветерок, который приволок за собой серо-белые тучи. Они захмурили небо, спрятали солнце. Начал сыпать снежок. Порывы ветра забрасывали снег и на крылец. Сидящий на крыльце князь покрылся белой пеленой. Она же спрятала от глаз князя солнышко. На этот раз заката он не увидел. Князь вздохнул. И тут услышал звон приближающейся тройки. «Кого ето несет?» – подумал князь и постучал кулаком в дверь. Тотчас из хором выскочил служка.
Читать дальше