Юрий Торубаров - Василий Тёмный

– Смотри, каки худы! – не то чему-то радуясь, не то сочувствуя, произнес какой-то мужик с кнутом в руках.

Видать, приехал из ближайшей деревеньки и, захваченный толпой, решил посмотреть на это кровавое зрелище.

– На воде, да на куске хлеба не больно разжиреешь, – со знанием дела ответил ему моложавый старикан.

Но, что бы ни говорили, все, кто мог, с какой-то жадностью смотрели на них. А в их головах была одна мысль: через какое-то мгновение оборвется их жизнь. Как, должно быть, страшно ощущать так свой конец.

Один из них мертвыми, невидящими, безразличными глазами смотрел на толпу. Сразу было видно, что он давно привык к такому исходу своей жизни и где-то в густых «трущобах» блуждали его мысли. Другой сидел, склонив голову, зверем глядя на толпу. Его черные нечесаные космы прикрывали загоревшее, обросшее лицо. Он иногда встряхивал головой, и тогда толпа видела его ненавистный сверлящий взор.

– Ууу, бандюга! – раздавались гневные голоса, – попил он нашей кровушки, аспид.

– Он и щас готов, как зверь, бросится на человека, – заметила какая-то баба в ярком платке.

– Ниче, щас успокоють, – молвил тот же мужичонка, показывая на здоровенного ката.

Палач был во всем черном, с черным же колпаком на голове и маской на лице, из-под которой выбивалась рыжая борода.

Третий вопил:

– Не виновен, братцы! Заступитесь! – Слезы текли по его худому, с впалыми щеками, лицу.

– Все вы не виновны! А сами, чай, сколь душ погубили, – не успокаивается мужичонка.

А последний из них глядел на голубое чистое небо прощальным взглядом.

– Ишь тыть, – говорит баба в ярком платке, – глядить последний разок. Поди, сердце-то сжиматся. Жаль покидать сей мир.

– Раньше надо было жалеть, – молвит мужичонка. – Глядите, еще везут.

Толпа, как по команде, поворачивает головы в сторону переулка. Да, оттуда выехала вторая телега. На ней два человека. Молодой, здоровый парень. Он сидел передом к толпе. Темно-каштановые волосы ниспадали до самых широких плеч, открывая красивое, волевое лицо.

– Ух ты! – восклицает баба в платке. – Красавец-то какой. И такого губят! – Она всхлипнула.

Другая бабенка, стоявшая рядом, крикнула:

– Свободу молодому!

Один верховой из сопровождавшей стражи погрозил ей плетью и пояснил:

– Он убивец!

– Ей, дорогу! – орал сотский, ехавший впереди, махая угрожающе плетью.

Подъехав к помосту, стража оттеснила толпу подальше. Двое из них, здоровых воинов, слезли с коней и подошли к первой телеге. Развязав ему ноги, они подхватили его под мышки и поволокли наверх. Там ждали их уже двое: кат и незамеченный никем худенький дьячок, державший под мышкой скатанный в трубку приговор. Он постоянно как-то машинально забрасывал свои длинные редкие волосы на плечо. Но ветер, паскуда, все время сдувал их с его продолговатого черепа.

Когда преступника воины подтащили к колоде, дьячок развернул бумагу и начал быстро читать визгливым голосом:

– «По приговору кня…».

Дальше его голос утонул в реве толпы:

– Не части, дьячок!

Но тот не обращал внимания на их крики. Закончив читать, он посмотрел на палача.

– Попа нетути, – грубо проговорил тот.

Да, не было священника, чтобы отпустить грехи. Не полагалось без этого приводить приговор в исполнение.

– Вот ен! Вот ен! – завопила толпа, вероятно, испугавшись, что его не будет и они разойдутся, не увидя столь печальное зрелище, грея свои сердца мыслью, что казнили разбойников, душегубов… «Туды им и дорога».

Поп, тяжело дыша, поднялся на помост и вопросительно посмотрел на дьячка.

– Я все прочитал, – сказал он довольно громко.

Поп начал что-то читать, разобрать было невозможно. Толпа отчего-то вновь зашумела. Она успокоилась, когда двое воинов подхватили беднягу и уложили на колоду.

– Лежи спокойно, – гаркнул кат, – а то промахнусь, намучишься вдоволь!

На того подействовали эти слова. Он затих и послышался глухой удар. Окровавленная голова покатилась на пол.

Вот очередь дошла и до молодого. Он резким поворотом туловища оторвал руки воинов.

– Я сам! – сказал он, легко поднимаясь по лестнице.

Толпа… заглохла: такое они видели впервые. Тот подошел к батюшке:

– Вели развязать руки, помолиться хочу перед дальней дорогой! – И посмотрел на купола кремлевских церквей.

Дьячок взглянул на сотского, стоявшего внизу. Тот отрицательно покачал головой.

– Люди добрые! – обратился парень к толпе. – Куды ето годится! Перед смертушкой помолиться дажить не дають.