Екатерина Элизабет Люмьер - Гимн Красоте

Кто-то под общую суету и шум напивался, но, как правило, это были осветители или горничные, которым не приходилось постоянно заниматься и быть под строгим надзором балетмейстера или хормейстера. Артисты держались за место в Гарнье, а потому старались не лезть на рожон и лишний раз не балагурить. Многие пришли в уже «почтенном» для балета возрасте работать в Национальную академию музыки, а потому потерять то, что они приобрели там, когда оперный театр открылся, было кощунством. Никто в здравом уме и твердой памяти не согласился бы променять такую жизнь на бутылку. Жизнь в недурственном достатке, в тепле и движении. В Гарнье можно было чувствовать себя стабильно и защищенно: театр давал кров, пропитание и работу, пусть и не высокооплачиваемую, но достойную, чтобы жить скромно, не прозябая в нищете.

Кругом слышались разговоры: кто-то обсуждал насколько удачно прошло представление, кто-то словно бы продолжил судачить о последних сплетнях, а другие обсуждали последние новости. Появление президента Мак-Магона не осталось незамеченным, и его имя также упоминалось. Послышался голос, который эмоционально приговаривал:

– Ты представляешь, я впервые за все это время чуть не сбился с ритма. – Человек смеялся, в его голосе слышалась улыбка. – То ли оркестр играл тихо, то ли я стал слишком чувствителен к звукам, – он засмеялся громче, когда ему кто-то ответил.

– Ах, Андре! Скажи, я ведь танцевала сегодня прелестнее всех? – Девушка кокетливо улыбнулась, протягивая руки и привлекая к себе какого-то знакомого юношу ближе.

– О, голубки, – другой мужской голос не упустил возможности прокомментировать. – Оставлю-ка я вас. Смотри, Клодетт, мадам Лефевр тебя за опоздание тростью огреет!

И ведь правда, с представлением работа не заканчивалась. Это был постоянный труд: отыграв на сцене, очень часто артисты балета отправлялись оттачивать движения в класс, если балетмейстер или хореограф были недовольны. Внутри Дворца Гарнье была своя жизнь: в ней крутились романы и велись интриги не хуже, чем в Версале при Людовике XIV. И каждый человек был частью этого совершенно удивительного мира, располагавшегося в IX округе Парижа.

Оказавшись за кулисами Венсан, быстро осмотрелся. Вокруг кипела жизнь. Танцоры, певцы, костюмеры, работники сцены – иными словами все, кто хоть как-то принимал участие в жизни театра, сейчас находились здесь. Откуда-то доносился смех, кто-то обсуждал последние сплетни, а кто-то, устало прислонившись к стене, переводил дух.

Обер, заметно нервничая, подвел его к невысокой миловидной балерине. У нее были большие карие глаза и аккуратный чувственный рот. Ее имя было Софи Равель и это был ее второй сезон в кордебалете. Обменявшись формальными любезностями с Венсаном, она бросилась на шею Жану, а тот лишь блаженно улыбался и продолжал сыпать комплиментами. Что-то в ней показалось смутно знакомым художнику, вот только он не мог понять что. Смущенный любовной сценой, невольным свидетелем которой он стал, Венсан достал эскизы, сделанные ранее этим вечером, и принялся их внимательно рассматривать. Интуиция его не обманула и точно, на одном из рисунков он явственно увидел Равель, рядом с загадочным танцовщиком.

– Софи, – внезапно для себя обратился он к балерине, – как зовут твоего партнера в сегодняшнем балете?

Балерина изумленно уставилась на него.

– Виктор Люмьер, дорогуша. Вот только не пойму, что тебе до него.

– Люмьер, – машинально повторил Дюплесси, а затем, обратившись к Жану поспешно произнес. – Дружище, я знаю, что обещал тебе быть рядом в этот вечер, но у меня есть одно важное дело, которое я должен сделать прямо сейчас.

И, не дожидаясь реакции Обера, Венсан повернулся на каблуках и зашагал прочь. Наконец, в кругу балерин он заметил знакомого молодого человека. Тот все еще был в костюме и Венсан отметил про себя, что он ему очень идет. Перехватив папку с рисунками, он приказал себе хорошенько обдумать свои дальнейшие действия. Мог ли он просто так подойти к танцовщику? Не будет ли воспринято его поведение как навязчивое или даже грубое? А что, если он не примет его приглашение? Вероятно, он так бы и стоял в стороне, мучая себя вопросами, на которые не мог дать ответа, если бы в этот момент не заметил, что танцовщик собирается уходить. Набравшись смелости, художник сделал несколько быстрых шагов вперед, оказавшись лицом к лицу с Люмьером.

– Прошу меня простить, – скромно начал Венсан, нервно убирая прядь волос со лба. – Вы – Виктор Люмьер?