Денис Кремнев - Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне

К бесхозному оружию тут же подскочил Алексей, страховавший Емельяна. Злотников даже хотел спросить- не его ли пуля сразила пулемётчика, но тут же понял, что сейчас в бою это неуместно.

Адским пламенем вырвался огонь из «МГ-34», злобным роем метнулись пули навстречу оккупантам. Зорин развернул пулемёт и строчил очередями, рыча в пылу боя и отчаянно матерясь.

Уже в какой раз немцы почувствовали тяжесть рукопашной схватки с морской пехотой, даже трёхкратное превосходство врага списывалось со счетов. Враг уже умудрился в панике потерять половину своих пулемётов, они теперь успешно стреляли по своим. Лишившись ключевых позиций, фрицы бежали. Старшина Кудрин был распалён боем, но всё же приказал:

– Отставить преследование! Закрепиться на занятом рубеже!

В глазах старого воина играл задорный огонёк: «Не зря погнал народ в атаку, забились бы в подвале- выкурили бы как мышей!»

Тело Рожнова уже лежало за бруствером отбитого у немцев окопа, умиротворённая поза, видимо, душу капитана ангелы уже забрали на небеса. Бойцы горсткой собрались возле убитого командира, печальные глаза хмурые лица отдавали дань его памяти.

Старшина ладонью прикрыл левое веко, достал из кармана удостоверение. «Погиб смертью храбрых» – как точно попадал комроты под такую формулировку.

Похоронить решили неподалёку, разгребли место под могилу в конце переулка в тупике. Разрыли небольшую ямку, сантиметров восемьдесят. На работу ушло много времени, рыть приходилось малыми сапёрными лопатками, их осталось всего три, копали по очереди.

В могилу воткнули скрещённые деревянные палки, на жестяной табличке нацарапали «кап-лт. Рожнов», повесили её. Три прощальных похоронных залпа выстрелило в сталинградское небо.

От всей роты в живых осталось шестнадцать человек, их них двое раненых.

После прощания с командиром объявился дозорный, выставленный на случай внезапного появления немцев. Он доложил:

– Со стороны врага движение.

Три силуэта, одетые в камуфляжную форму возникли будто бы из-под земли. Шли не таясь, закинув оружие за спину. Морпехи наставили на них оружие.

– Стой! Кто?

– Свои, – незамедлительно последовал ответ. Малорослый боец с явно азиатскими корнями еле щурясь шагал впереди всех смелой, даже дерзкой походкой. Безошибочно определил в Кудрине старшего.

– Полковая разведка. На звук боя вышли.

– А наши то далеко? – устало, даже чуть с безразличием поинтересовался старшина.

– Где-то с километр. На Мамаевом кургане.

Возле землянки бойцы сидели уже в сумерках. Старшина вместе с азиатом зашли внутрь и находились там уже часа два. Емельян лежал прямо на земле, мысли его витали где-то далеко от боёв и выжженной земли.

Скрипнула дверь блиндажа, вышел Кудрин:

– Злотников, Зорин, Ахметдинов, за мной.

Уставшие бойцы собирались, поднимались тяжело, ещё не понимая, куда и зачем их вызывают. Хотелось спать, похлебать горячего.

Внутри землянки было тесно, у стены на узкой скамейке сидел худощавый усатый человек в гимнастёрке со шпалами майора. В зубах дымилась папиросина, глаза смотрели хмуро. Дождался, пока все войдут, кивнул на скамейку, предложил присесть.

Бойцы молча уселись, буравя оплывшими глазами офицера. Тот помолчал с минуту, произнёс:

– Пакет вы мне доставили, моряки, важный! Спасибо, полундра!

Чуть покачнувшись, потушил окурок в тарелке, служивший пепельницей:

– На завод сразу две немецкие дивизии навалились, вы бы своей ротой ничего бы не смогли сделать, не удержали бы позиции. Но увязли сильно там фрицы именно благодаря вам.

Емельян тупо уставился куда-то мимо него на висевшую на стене офицерскую фуражку. «Какого чёрта он нам тут распинается, политинформацию доводит… Мужикам это расскажи, что среди кирпичей и бетона гниют. Сколько раз ты из своей землянки под пули вылазил? Когда последний раз в атаку ходил?»

Даже не взглянув в его глаза, закрыл свои, чувствуя, как ком подошёл к горлу, слёзы навернулись: « Почему такие, как комроты в земле лежат, герои, а эти по землянкам расселись, как клопы…»

Отчего то Емельян был уверен, что майор- отчаянный трус, отсиживается за чужими спинами вдали от пуль и снарядов, в окопы даже и носа не кажет. На войне таких называют «шкурники».

Медленно разжал веки:» Да и чёрт бы его побрал! Пусть живёт, как знает, у меня своя доля, – ею и буду жить. Пока живу».

Майор разминал железную зажигалку, крутил в пальцах: