Денис Кремнев - Солдатская доля. Роман о такой далекой, но такой близкой войне

– Извините, уважаемый, но вот про всех немцев вы это зря обобщили, – интеллигентный голос его заметно дрожал.

– Это с чего вдруг? Фрицевские заступники нашлись? – нахмурился брови Зорин.

– Я Яков Крейцер, немец по национальности, но я коммунист, и в Германии тоже есть коммунисты, не все переметнулись к Гитлеру.

– Что же это тогда одна Красная Армия с ним воюет, а где немец-коммунист?

– Они, безусловно, борятся в Германии…

– Безусловно… Это я тебе сейчас по первое число накостыляю, ежели ты у меня вражину защищать будешь!

Правой рукой он схватил воротник долговязого и притянул к себе поближе. Немец хотел оттащить от себя здоровяка, но у него явно не хватало сил.

– Алеша, отпусти человека, он ничего плохого не сделал, – прозвучал низкий голос с явным азиатским акцентом.

Голос принадлежал низкорослому коренастому красноармейцу татарину Мустафе, сидевшему неподалеку на верхнем ярусе со скрещенными ногами.

– Он немец, я татарин, ты русский. Мы все хороший человек, там фашист- плохой человек. Оставь на него ненависть.

Мустафу все знали как рассудительного человека и набожного мусульманина. Говорил он немного, но коротко и всегда по делу.

Зорин чуть припустил хватку:

– Ну, немец, гляди у меня, я за тобой слежу, если что, в бою сам зашибу! Не верю я вашему брату…

Рубанул с плеча и дальше направился к своим нарам. Немец отрешённо съехал на нижний ярус, повернул голову к Мустафе, потирая шею, произнес:

– Зачем же злым таким ходить? Нельзя же из-за одной коричневой банды всех немцев в один котёл мешать. У меня дядя от них в Советский Союз сбежал, младший брат под Ленинградом воюет, я теперь на фронт еду…

– Горячий человек, Алексей. На войне хладнокровным надо быть, – заключил Мустафа.

На соседних нарах сидел, прислонившись к стене вагона, русоволосый парень лет двадцати, карандашом аккуратно выводил буквы на серой бумаге:

«Милая Ефросинья.

Пишет тебе твой Емельян. Уже третий день как нашу бригаду везут паровозом на запад. Здесь все горят желанием ударить по фрицу, горю желанием и я…

Ты не беспокойся, я живым непременно вернусь, обещаю. Если в дело идут сибиряки, то дело, считай, уже решено. Не унывай, Милая! Знаю, помню, что не виделись мы с тобою уже больше двух лет- на то ведь война пришла. И на войну всякие люди идут- и стар, и млад. Все горят ненавистью к врагу, все жаждут отстоять Москву. Отстоим, выживем, домой вернемся свадьбу сыграть. Молодые точно все сыграют, так наш старшина подбадривает, Прохор Кудрин, мировой мужик. Эх, ведь не забыть мне никогда, как кукушка звучит, как вода рябью об лодку бьётся, а в той лодке мы с тобою! На тебе венок одуванчиковый, мною сплетённый. Вот мы только с покоса, а сразу вдвоём по реке на лодке, кататься могли ночи напролёт, по песчаной косе гуляли. Рассвет наш за мельницей помнишь? Как свет через мельничные крылья пробивается, осветив твоё лицо загорелое. Я сотни раз это во сне вижу, жду видения этого каждую ночь…

Разлюбезная моя Ефросинья! Знаю, немало беды выпало нам на нашу долю, но держаться и помнить друг о друге, любить друг друга первейшая наша нужда теперь будет! Будем счастливы, не помрём! С горячим приветом к любимой Ефросинье от Емельяна! А по-твоему величать- разлюбезный Емелюшко!»

Паровоз, чихая белесым густым паром в ночную мглу, замедлил ход и остановился, немного не дотянув до здания вокзала. Хотя вокзалом можно было назвать такое строение лишь с натяжкой. Кирпич в стенах был порядком испещрён сколами и трещинами, время хорошо постаралось и наложило свою печать на здание дореволюционной постройки. Перрон был частично расчищен, частично завален какой-то хозяйственной рухлядью, некогда бывшей повозками и тележками. Стоял такой мороз, что двери вагона не сразу поддались при открытии. Пришлось лопатками долбить лёд в стыках, прежде чем выбраться из него. Округа наполнилась звуками хруста снега под ногами, которые перерастали в один протяжный звук, казалось, услышанный в самом Берлине. Держись, немец, к русским подошло подкрепление.

Бойцы строились поротно, выравнивались в шеренгах. Приказы командиров звенели на морозе. Пар сгустился над строем и надолго повис в воздухе. Новобранцы все стояли будто в ожидании чего-то важного и особенного в своей жизни, молодые люди приехали на войну с долей некого любопытства и интереса. Политработники знали свою работу, с бойцами было проведено множество бесед с целью моральной подготовки к боевым действиям. Также имели место многочисленные тренировки по слаживанию боевых действий бригады, бойцы совершали переходы, рыли окопы, учились обращению с оружием. В бригаде были, в основном, уроженцы Сибири, Казахстана, Забайкалья. Наученное горьким опытом Хасана и Халхин-Гола военное руководство долго держало бригаду в Приморском крае, ожидая нападения со стороны японцев, но всё же важность западного фронта дало о себе знать, бойцы после шестнадцати суток пути прибыли под Москву. Никому не надо было объяснять важности происходящих событий возле столицы, остановить и разгромить врага отнюдь не было пустым звуком, все понимали важность закрепления на данном рубеже.